Георгий Куницын - Марксизм в России начинался со лжи

Не любопытно ли и то, что Плеханов всячески в своих письмах к Энгельсу в это же самое время намеренно унижает Даниельсона (в то время еще явно более, чем Плеханов, почитаемого в среде русских революционеров).

Все же Энгельс долго и подробно (и противоречиво) отвечает на обстоятельные письма Даниельсона. Он пишет, расщедриваясь каждый раз на какую-то частицу новой информации о своих отличающихся от Марксовых взглядах: «Мне кажется очевидным, что крупная промышленность в России убьет земельную общину, — пишет Энгельс, — если только не произойдут ныне великие перемены, которые помогут сохранить эту общину. Вопрос о том, успеет ли произойти такая перемена в общественном мнении России, которая сделала бы возможным развивать при сохранении общины современную промышленность и современное земледелие и в то же время видоизменить ее так, чтобы она могла стать подходящим и удобным орудием для организации этого современного производства и для его преобразования из капиталистической формы в социалистическую? Согласитесь, что для того, чтобы можно было хотя бы только подумать о свершении такого преобразования, должен сначала произойти громадный прогресс в общественном мнении вашей страны. Успеет ли это произойти прежде, чем капиталистическое производство вместе с последствиями нынешнего кризиса подорвет общину слишком глубоко? Я ничуть не сомневаюсь в том, что в очень многих местностях община оправилась от удара, полученного ею в 1861 году... Но сможет ли она выдержать непрерывные удары, которые наносит ей промышленный переворот, неудержимо развивающийся капитализм, разрушение домашней промышленности, отсутствие общинных прав на пастбища и леса, превращение натурального крестьянского хозяйства в денежное, рост богатства и власти кулаков и мироедов?» (Соч., т. 38, с. 315—316).

Теперь вот, как видим, и Энгельс затронул многое проясняющую проблему исторического времени для будущей России. Он не мог этого не сделать. Он отвечает, в сущности, опять-таки на тот же вопрос, сформулированный Засулич в 1881 г. для Маркса... Отвечает спустя одиннадцать лет после ответа Маркса. В общей же сложности Энгельс создает в своих трудах тоже детальный текст по той же неизбывной «русской» проблеме. Но какой?

Сделаем необходимые сопоставления. И они внесут немалую ясность.

Энгельс, как и Маркс, отвечает на вопрос о России в форме гипотетической. «Если...», «если бы...». Если произойдут определенные перемены в России, то община не погибнет... А какие? А произойдут ли?

У Маркса ожидаемые перемены выглядят, однако, вот так: « Чтобы спасти русскую общину, нужна русская революция . Впрочем, те, в чьих руках политическая власть и социальные силы, делают все возможное, чтобы подготовить массы к такой катастрофе» (Соч., т. 19, с. 410; курсив мой. — Г. К. ). Она случилась в 1929 году.

Будто сегодня это сказано: гибель общины названа катастрофой. Теперь мы слишком хорошо это знаем — катастрофа .

Мысль о сохранении общины, однако, тоже не случайна. Маркс много раз возвращается именно к ней. Полезно вслушаться.

«И в то время как обескровливают и терзают общину, обеспложивают и истощают ее землю, — размышляет он, — литературные лакеи “новых столпов общества” иронически указывают на нанесенные ей раны, как на симптомы ее естественной и неоспоримой дряхлости, и уверяют, что она умирает естественной смертью и что сократить ее агонию было бы добрым делом. (Разве не то же самое писали и Плеханов и плехановцы? — Г. К. ). Речь идет здесь, таким образом, уже не о проблеме, которую нужно разрешить, а просто-напросто о враге, которого нужно сокрушить».

Не в бровь, а в глаз русским социал-демократам… Вы знаете, как они улюлюкали, пророча быструю смерть общине.

Но вот им в ответ: «Если русская революция произойдет в надлежащее время , если она сосредоточит все свои силы, чтобы обеспечить свободное развитие сельской общины , последняя вскоре станет элементом возрождения русского общества и элементом превосходства (! — Г. К. ) над странами, которые находятся под ярмом капиталистического строя» (там же; курсив мой. — Г. К. ).

Даже — «превосходства»... Такова была надежда Маркса.

Энгельс же (обращаю Ваше внимание) необходимые перемены для сохранения общины видит вовсе не в русской революции, а всего лишь в изменении «общественного мнения России на основе западных переворотов». Это ли не странно? Но ведь и Энгельс ставит вопрос: успеет ли нечто подобное произойти в России? К пункту «успеет ли» нам придется далее вернуться, а сейчас в основном разговор об эволюции взглядов самого Энгельса.

Цитаты здесь совершенно необходимы. В полном объеме. Следующая же — особенно. 24 февраля 1893 г. Энгельс в очередной раз отвечает Даниельсону:

«В первом письме Вы спрашиваете: должны ли были те экономические изменения, которые с 1854 г. стали неизбежными в силу самой природы вещей, вместо того чтобы содействовать дальнейшему развитию исторически сложившихся в России институтов, наоборот, подрывать их в самом корне? Иными словами, не могла ли сельская община послужить основой нового экономического развития? А 27 января Вы выражаете ту же мысль в такой форме: крупная промышленность стала необходимостью для России, но было ли неизбежным ее развитие в капиталистической форме?»

Даниельсон, выясняя бреши в позиции Энгельса, добился своего: Энгельс отвечает ему настолько основательно, что этот ответ непременно должен быть сопоставлен с ответом Маркса от 8 марта 1881 г. на письмо В. Засулич.

Перед чем же мы оказываемся при таком сопоставлении? Вот ведь что самое важное. Знаток марксистских текстов, Вы, думается, не можете не почувствовать именно того, что вступаете здесь в сферу действия той мысли, которая в судьбах России сыграла поистине трагическую роль.

«Так вот: в 1854 г., или около того, — напоминает Энгельс, — для России отправными пунктами были: с одной стороны, наличие общины, с другой — необходимость создать крупную промышленность. Если Вы примете во внимание все состояние вашей страны в целом, каким оно было тогда, увидите ли Вы там хоть малейшую возможность привить крупную промышленность крестьянской общине, и притом в такой форме, которая, с одной стороны, делала бы возможным развитие крупной промышленности, а с другой, подняла бы эту первобытную общину до уровня социального института, далеко превосходящего все то, что мир видел до сих пор ? Мне кажется, что такая эволюция, превосходящая все известное в истории, требовала бы совершенно иных экономических, политических и интеллектуальных условий, чем те, которые имелись в то время в России» (Соч., т. 39, с. 32—33; курсив мой. — Г. К. ).