Александр Стесин - Африканская книга

— Ишь как распинается, шельмец!

Но когда Ндамбе договорился до того, что мы — ядовитые плевки зеленой жабы, кое-кому стало явно не по себе. Ндамбе зашел в своих сравнениях, пожалуй, слишком далеко. И тогда, положив палец на спусковой крючок, корнет Жубер потребовал, чтобы он наконец переходил к сути дела».

Как бы ни расхваливал своего кумира Мазизи Кунене, мне, стороннику мультикультурализма, все же трудно поверить в то, что Маколване был величайшим поэтом всех времен и народов. Подозреваю, что Беллоу был прав: у зулусов не было своего Толстого или Шекспира (кстати, любопытно, что произведения вышеупомянутых писателей южноафриканского андеграунда изобилуют отсылками именно к Шекспиру). Но был, например, Деннис Брутус, наполовину готтентот, наполовину африканер, политический активист, чокнутый обожатель Джойса, Йетса и Мао Цзэдуна, проведший несколько лет в одиночной камере, в страшной островной тюрьме Роббенэйланд, где он написал свои знаменитые «Письма к Марте». Кроме всего прочего, он был блестящим поэтом, вполне сравнимым по силе таланта с теми, кого мы привыкли считать лучшими англоязычными поэтами XX века.

Символ Соуэто виден издалека: градирни неработающей ТЭЦ в районе Орландо, цветисто расписанные граффити, украшенные флагами, стрит-артом, рекламой «Vodacom: Power to you» и «Connecting Mzansi». На одной из градирен — два друга, шахтер и футболист, строители светлого будущего; на другой — город будущего со змеящейся электричкой и Мамой Африкой в косынке, сидящей за обеденным столом, на первом плане. С другого боку — все та же электричка и другие жители города будущего: виолончелист, парикмахер, школьники («Empowering Education»). Все выпукло и плакатно. Современный Соуэто — уже не гетто времен студенческого восстания 1976. Теперь здесь есть и «богатые районы», где проживают присные Зумы, африканцы-миллионеры. Есть и тауншипы без электричества и водопровода, где после апартеида мало что изменилось. На въезде в Орландо стоят палатки, где все желающие могут сдать кровь, чтобы провериться на ВИЧ. Среди людей из деревни бытует мнение, что СПИДом могут заразиться только те, кто живет в городе. Нынешний же министр здравоохранения утверждает, что от СПИДа можно вылечиться с помощью правильной диеты: надо есть много свеклы и чеснока. Чуть поодаль от палаток — сарай, на стене которого начертана народная мудрость: «Нет коровы — нет и жены, много коров — много жен, много жен — много проблем».

Здесь проходит граница между чисто выметенными широкими улицами и ухабистой преселочной дорогой, и начинается вельд, усыпанный металлоломом, вечная осень газетных листьев, недостроенные жилища, сараи в полтора окна, стоящие тесным тюремным строем, оцинкованные лачуги и большие американские машины, оседающие в пыль об одном колесе, и металлические прутья, которые бдительные хозяева ставят на окна своих больших пригородных домов, здесь поставлены на закоптившиеся окошки хибар. У улиц, как правило, нет названий, но те немногие, у которых название есть, названы цветочно-благозвучно: Гиацинтовая или улица Лилий. К одному из сараев косо прибита древняя табличка «Биоскоп» (так в былые времена называли кинотеатр). Кругом — беспризорные дети, волкоподобные собаки, бродячие куры, хриплые пьянчуги, полуголые толстухи-самогонщицы, старики с пустыми глазами, матроны с лужеными глотками, подростки в обносках, хулиганы в золоте. И кухонные запахи, и «shebeens», как называют здесь кабаки, пахнущие сивухой и мочой, и лавочки, где торгуют мутью («муть» по-зулусски — лекарство), и горы мусора, выброшенного одними, подобранного другими и снова выброшенного, чтобы его подобрали третьи, еще более нищие. И отдаленный гам какого-то сборища (то ли свадьба, то ли похороны), улюлюканье женщин, их закипающее, пузырящееся веселье. И непонятная социальная структура этого общества, его неочевидные деления. Кто здесь «цоци», то бишь гангстер? Кто из тех ребят, околачивающихся на углу, местный наркобарон, а кто — стукач? А этот, который отплясывает с ассегаем на радость туристам? Кем он приходится тому малолетнему гангстеру? Не старшим ли братом? И кто эти пожилые мужчины в отглаженных брюках и галстуках, расставившие стулья на пыльном пустыре и пьющие там пиво с утра, громко спорящие о чем-то? Кто здесь вождь, старейшина, традиционный целитель — шаман «сангома», но уже без плетки из конского хвоста, без ожерелья из ракушек и кости в носу?

Обедали в буфет-столовой «Сахумзи», напоминающей мои любимые чоп-бары в Гане. Южноафриканская кухня — любопытный гибрид кулинарных традиций буров, англичан, индийцев, малайцев и коренного населения. Африканеры, как истинные германцы, привнесли колбасные изделия — бурворс, дройворс, билтонг (южноафриканский вариант бастурмы) и так далее. Но и коренные жители Южной Африки тоже знают толк в мясе. Если смешать зулусское барбекю с африканерским, получится «браай», квинтэссенция южноафриканской кухни. Гриль-ассорти. Тут тебе и бифштекс, и шашлыки («сосатис»), и жареные колбаски. Причем далеко не все — из «домашних» видов мяса. Дичи в этой части континента всегда хватало. Можно продегустировать билтонг, бифштекс или карпаччо из мяса буйвола, зебры, антилопы гну, канны, куду, беломордого бубала, бородавочника, страуса, крокодила, питона. В свое время знакомые угощали меня даже бифштексом из львятины, жилистым мясом со сладковатым привкусом. На поверку вся эта экзотика оказывается не слишком интересной: мясо как мясо. Питон очень жесткий, крокодил напоминает курятину, зебра — конину, а всякие антилопы — оленину. Мясо бегемота я не пробовал; говорят, оно жирное и имеет привкус тины. Из всего ассортимента самое вкусное — это, пожалуй, страусятина. Она же и самая востребованная. К мясу подается густая кукурузная каша, южноафриканский вариант поленты-мамалыги. Собственно, эту кашу едят по всей Восточной и Южной Африке. В Кении и Танзании ее называют «угали», в Малави и Замбии — «ншима», в Зимбабве — «садза», в ЮАР — «футху» или «пэп». Иногда кашу варят из закваски (кукурузную или сорговую муку заливают водой и оставляют в теплом месте на несколько дней). Такая каша называется «тинг». В Африке уважают ферментированные продукты, и ЮАР в этом смысле не исключение: кислую кашу «тинг» заправляют простоквашей «амаси» или кукурузным квасом «амахеу». Другой популярный гарнир — «умнкушо», традиционное блюдо народа коса. Его варят из лущеной, вызоленной кукурузы («самп») и лимских бобов. Еще есть «чакалака»: овощное рагу, в которое добавляют помидоры, перец, лук, чеснок, кориандр, гарам-масалу, бобы в томате, стручковую фасоль и кукурузу. Получается очень разноцветное блюдо. Индийцы привнесли в эту кухню карри, самосы, бирьяни. Жаркое, приправленное карри, подают в «миске», сделанной из белого хлеба, — это блюдо называется «банни чоу». Кукурузная каша, приправленная карри, смешанная с тыквой, капустой и ливером, называется «исидуду». К рецептам, претендующим на статус национального блюда, можно отнести и «боботие» — мясную запеканку из бараньего фарша с луком, вымоченными в молоке сухарями, изюмом, курагой, миндалем, персиковым чатни, ворчестерским соусом, яблочным уксусом, карри и куркумом. Все это смешивается и запекается под яично-молочной «шубой». Подается с желтым рисом и острым соусом «бладьянг», похожим на малайский «самбал». Если «боботие» — блюдо с наибольшим количеством ингредиентов, то блюдо с самым непроизносимым названием — «ватербломметьибреди», жаркое из баранины, щавеля и цветков апоногетона двуколосого ( Aponogeton distachyos ). Но в Соуэто такого блюда не найти, его готовят в Западно-Капской провинции, так как главный ингредиент, этот самый апоногетон, произрастает только там. Зато в Йоханнесбурге мне довелось попробовать южноафриканского угря («кингклип»), паштет из змеиной макрели («снюк»), креветки в остром соусе «пири-пири», жаркое из требухи («могоду»), тушеный дикий шпинат («морого»), пончики с мясной начинкой («веткук»), а главное — «машонжа», блюдо из гусениц с дерева мопане. У гусениц «мопане» довольно сильный и своеобразный вкус — то ли ореховый, то ли грибной. Мне показалось даже, что он отдаленно напоминает китайский чай «лапсанг сушонг». Иногда их обжаривают во фритюре, и тогда совсем вкусно, гусеницы получаются хрустящими и одновременно сочными. За время пребывания в Южной Африке я успел как следует подсесть на это блюдо, заказывал при каждой возможности.