Александр Стесин - Африканская книга

Центральная улица Виндхука названа именем Роберта Мугабе. Так распорядился первый президент Намибии, числивший бессменного лидера Зимбабве среди своих ближайших друзей. Длинная, как срок правления Мугабе, эта улица тянется из центра в пригороды, где по выходным происходят все главные события. Таксист, вызвавшийся показать нам «все главное», сулит столпотворение и движуху («Вот приедем, увидите: там такое творится!»). Но столпотворением это можно назвать разве что по намибийским меркам: если центр города кажется совершенно вымершим, то здесь, по крайней мере, есть какие-то люди, хоть их и немного. Все движение происходит почему-то вокруг автомоек. Так здесь принято: в пятницу или субботу вечером люди съезжаются в пригород, чтобы «помыть машину». Эвфемизм, означающий: выпить пива, поесть мяса, потусоваться. Вот они, злачные места, на особый виндхукский лад: автомойка, кабак и шашлычная под одной крышей. Иногда, до кучи, еще и цирюльня. Под конец вечера клиент, аккуратно постриженный, гладко выбритый и в дупель пьяный, садится за руль своего до блеска вымытого автомобиля. Но мы этого зрелища уже не увидим: вернувшись в центр города, знакомимся с шумной компанией немецких туристов и отправляемся с ними пить пиво в знаменитом Joe’s Beerhouse. Автомобилей там не моют, зато потчуют белых охотников до экзотики бифштексами из зебры, орикса, спрингбока и куду. За соседним столиком белый намибиец, чьи щеки и нос уже успели стать краснее, чем кожа женщины химба, силится продемонстрировать официантке свое знание языка ошивамба.

При слове «пустыня» я, как, вероятно, большинство людей, представляю себе бесконечное песчаное полотно, с барханами или без. Песок и больше ничего, до самого горизонта. Иначе говоря, я представляю себе Сахару. Калахари, другая великая пустыня Африканского континента, выглядит совсем иначе: густые заросли колючих кустарников, серебристо-пепельный сухостой высотой в человеческий рост, крученые акации. Это пустыня, в которой можно спрятаться. Местами она похожа на саванну — с той разницей, что здесь нет травы, а есть лишь деревья, тянущие влагу из огромного подземного озера. Это подземное озеро — источник жизни не только для растений, но и для людей, обитающих в пустыне на протяжении многих тысячелетий. Жители Калахари хранят добытую из-под земли воду в страусиных яйцах. Технология изготовления такого сосуда проста: в скорлупе проделывают небольшое отверстие и, высосав все содержимое, наполняют яйцо водой с помощью черепашьего панциря, используемого в качестве воронки, после чего затыкают отверстие пучком шалфея.

До того как ветры цивилизации принесли в Калахари невиданные предметы из металла и пластмассы, бушмены мастерили орудия труда из страусиных костей, смазывали их нутряным антилопьим жиром, дубили шкуры животных экстрактом из слоновьего корня (Elephantorrhiza elephantina), охотились с помощью копий и стрел с отравленными наконечниками, жили общинами, в которых правил не вождь, а демократически избранный «совет мудрейших», и не имели понятия о частной собственности. Причиной разрушения традиционного уклада жизни стала, разумеется, не бутылка из-под кока-колы, найденная героем фильма «Наверное, боги сошли с ума», а новые государственные программы, нацеленные на развитие сельского хозяйства. Технологии подземного орошения позволили превратить большие участки Калахари в пастбища для скота и поля для посева зерновых культур. Бушменам было предложено заняться скотоводством и земледелием. Были даже выделены определенные субсидии, чтобы помочь им в этом начинании. Но охотники-собиратели «сан», успевшие вдоволь натерпеться от завоевателей и предпринимателей всех мастей, отказались плясать под чужую дудку. Вместо того чтобы пасти скот и возделывать землю, они принялись охотиться на чужих коров (идея частной собственности была им по-прежнему чужда). В конце концов правительство приняло закон, запрещающий бушменам какую бы то ни было охоту.

Это произошло около пятнадцати лет назад, и с тех пор древнее племя стремительно теряет охотничьи навыки, а питается преимущественно кукурузной кашей, из‐за чего многие страдают ожирением. И то сказать, традиционный уклад жизни в наше время поддерживать трудно вне зависимости от государственной политики: людей все больше, животных все меньше, климат меняется. Малые народы находятся на грани исчезновения — что в Сибири, что в Калахари. Можно сказать в духе Льва Николаевича: «Все жизнеспособные племена выживают по-разному, все вымирающие вымирают одинаково».

Дичь уходит из Калахари, но есть еще насекомые, ягоды, орехи и корнеплоды, есть вековые навыки собирательства, и есть чужестранцы, которым эти навыки можно показывать за неплохие деньги. И отряд бушменов, облаченных в традиционные наряды из шкуры хохлатой антилопы, водит нас по пустыне, рассказывая и показывая. Сегодня мы будем ночевать у них в лагере, в соломенных хижинах; будем завороженно глазеть на шаманские пляски у костра («большие и малые песни»); будем слушать их цокающий язык, щедро раскошеливаясь за возможность почувствовать себя первопроходцами, как тысячи туристов до и после нас.

Если отвлечься от коммерческой подоплеки данного мероприятия, поход в Калахари в сопровождении бушменов очень даже познавателен, да и сами бушмены кажутся на редкость симпатичными. Перед нами разыгрывают спектакль, но в их игре я не отмечаю ни усталости заученных жестов, ни подспудного раздражения, которое проступало у гордых масаи. Бушменская игра выглядит естественно, будучи обращена не только и даже не столько к зрителю, сколько к самим актерам: большую часть времени они общаются между собой, не утруждая себя переводом, дурачатся, покатываются со смеху. Потом, спохватившись, вспомнив о нашем присутствии, пытаются объяснить нам действие какого-то целебного растения, но через минуту снова отвлекаются.

Один из юношей бросается копать землю, подбадривая себя радостными междометиями. Что это он там копает? Ищет для нас калахарский трюфель. Пробовали ли мы этот деликатес? Не пробовали, но сейчас попробуем. Картофелина не картофелина, одним словом, корнеплод, довольно безвкусный. С европейскими трюфелями общего мало. Есть и другие деликатесы: орех «монгонго» (тот, что добывают из слоновьих экскрементов), орех «марама», дыня «тсамма» (ближайшая родственница обыкновенного арбуза), плоды «изюмного» куста (Grewia robusta) и куста «коньячного» (Grewia flava), муравьиные яйца, гусеницы, гигантский жук. Или, например, чудодейственная похлебка из горьких кореньев, приправленная муравьиной кислотой. Кое-что из этого вполне съедобно: у ореха «монгонго», например, приятный вкус, напоминающий фундук. Калахарская дыня, «тсамма» или «леротсе», снаружи выглядит как арбуз, но мякоть у нее бледно-желтая и совершенно несладкая. По вкусу она похожа на огурец. Из нее готовят традиционное блюдо «богобе джуа леротсе»: кашу из перекисшего сорго долго варят вместе с мякотью дыни. Это — завтрак бушмена, на удивление аппетитный.