Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Но, в самом принципе, именно так поступают ведь и те люди идеи, кому не грозит опасность смерти, но грозит какой-либо позор, глубоко нравственное порицание. Да и просто самоанализ. Это еще мучительнее. Так у людей принципа.

А как с этим у эгоцентриков? Их в жизни и в истории бесконечно больше. Они убеждены, что других вообще нет.

Самый содержательный их прообраз — Н.Макиавелли. Все он понимает изначально правильно. Потому-то неизбежно теряет, с изменением обстоятельств, свой пост государственного секретаря во Флоренции, когда к власти приходит бесконечно коварная династия Медичи.

Н.Макиавелли — поэт, историк, социолог, моралист, но он более всего — политик. Он не мог смириться с потерей своего влияния на государственные дела. Для возвращения к реальной политике, как он полагает, все средства хороши, вплоть до аморальных. Будучи в дружеских отношениях с высшими выразителями человеческого духа своего времени: Леонардо да Винчи, Микеланджело, Фичино и другими, Макиавелли пишет, однако, свою чудовищную по смыслу книгу «Государь», в которой заключено, в сущности, оправдание самых гнусных форм деспотизма и тирании. И это при том, что лично сам он не разделял подобных взглядов... Он просто рвался к власти. Любой ценой, искренне веря в то, что он будет каким-то образом полезен в борьбе за гуманистические идеалы...

Макиавелли не скоро, но все-таки дождался, что его вернули на государственную службу и на высокий пост... Но — какой ценой?

Ну а какой — неизмеримо большей! — ценой ты, Александр Николаевич, удерживался на плаву с 1965 по 1973 год, будучи официально в шлейфе Брежнева, а неофициально — в резерве того, кто не очень умно копал под Брежнева? В пресловутой статье твоей «Против антиисторизма» ты создал тоже своего, яковлевского «Государя»... В твоих отступнических работах «Муки прочтения бытия» и «Обвал» ты утверждаешь, что после 1956 года всегда стоял на позициях «двухпартийной» системы. Я могу подтвердить это, напомнив, что ты и в Шелепине (как о том говорил мне на сталинской даче в 1965 году) надеялся найти, в сущности, всевластного борца за установление в СССР двухпартийности.

Ну а что означает твое заявление, что, прослушав секретный доклад Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС о культе личности Сталина, ты стал совсем другим человеком? В каком же это смысле — другим? Только в том, что стал ты на короткое время сознательным сторонником Хрущева и более не был уже столь ревностным сталинистом? Но когда пришел к власти Брежнев, ты же — на практике — вновь становишься все более и более именно сталинистом. Разве тут есть что-либо похожее на отстаивание истинных убеждений?

И наконец, просто ужасный факт. Как понимать признание твое в предисловии к книге «Обвал»: «Начал писать их (заметки, составившие эту книгу. — Г.К.) еще где-то в 1987 году, а кое-что и раньше. Потом долго не мог вернуться к рукописи. Но к лету 1990 года две главы в черновом варианте были готовы» (Яковлев А.Н. Обвал. Новости. М., 1992. с. 13)?

Книга эта — отступническая...

Стало быть, в 1987 году (а в чем-то и раньше) ты уже пришел к отказу от своих прежних убеждений, которые ранее называл марксизмом и научным социализмом? В этом отказе, собственно, вся суть твоей книги «Обвал». И все это тогда были твои пока тайные писания? Но ведь вплоть почти что до августовского путча 1991 года ты совершенно открыто морочил голову и всей КПСС, и народу (и конечно, мне лично) противоположными этому утверждениями...

Вот полюбуйся на этот прием теперь как бы со стороны.

В потаенных текстах, предназначенных тобой для недалекого будущего, ты писал (повторяю, не для себя, а именно для будущих читателей), — писал, начиная, по меньшей мере, с 1987 года — о том, что марксизм — ложное учение, социализм — беспросветная утопия. Писал, заметь, с торжественностью первооткрывателя.

К примеру, так: «Основные уроки социалистического преобразования общественной жизни опровергли основные социальные и политические рецепты марксизма» (Там же. С. 89).

Далее же целый приговор: «Большевизм — родное дитя марксизма.

С точки зрения исторической — это система социального помешательства... это кладбищенский крестосеятель... это античеловеческие заповеди...

С точки зрения философской — это субъективное торможение объективных процессов...

С точки зрения экономической — это минимальный конечный результат при максимальных затратах...» (там же. с. 89–90; выделено тобой. — Г.К.).

В те же самые дни, однако, даешь такое наставление (на коллегии Минвуза СССР 27 ноября 1987 года): «Сейчас яснее, чем раньше, видим мы гуманистический смысл социализма: свободное общество, свободный человек. Если исходить из этого высшего критерия зрелости и эффективности социального строя, то мы находимся еще где-то на подступах к реализации преимуществ, заложенных в природе социализма» (Яковлев А.Н. Реализм — земля перестройки: Избранные выступления и статьи. М., 1990. С. 273).

Ну просто соловей социализма...

Что же ты, интересно, имел в виду, употребив выражение «на подступах» к социализму, который ты же — вечером, для себя, в тайне от всех тогда — назвал «системой социального помешательства»? А вот: «Социализм не может быть не интеллектуален» (там же. с. 363).

А вот для тебя и совершенно исключительно важное выступление. В Праге 15 ноября 1988 года.

Жизнь тебе все-таки мстила за предательство в твоей же практике, твоих же убеждений. Я полагаю, ты действительно — втайне — сочувствовал тому, что делалось в Чехословакии во времена А.Дубчека.

Но в своих поступках ты никак уж не человек идеи, не рыцарь убеждений. И жизнь тебя за это топтала. И ты все это скрываешь. В частности, самым важным событием в твоей судьбе (если оценивать это с последовательно нравственных позиций) была вовсе не ссылка в Канаду в 1973 году, а поездка с чрезвычайной (и строго секретной) миссией в Чехословакию в августе 1968 года...

В сущности, что может быть трагичнее для человека, лелеющего мысль о многопартийности (в идеале — о двухпартийности) в своей стране, когда его вдруг посылают ликвидировать демократию в соседней стране? А тебя в августе 1968 года ввезли в Чехословакию буквально же на советском танке...

Что это была за миссия? Я готов держать пари, что об этом ты не поведаешь своей подушке, и все же кое о чем могу догадываться из рассказов чехов и словаков, когда я бывал в Чехословакии позже.

Очень у меня сильны впечатления от того, с какой гордостью держал себя один из самых активных твоих сподвижников — И.Н. Кириченко. Если помнишь, мы с ним в начале 60-х работали в Агитпропе в одном секторе, а в дни чехословацких событий он был у тебя опорой в выполнении функции идеологической (а возможно, и не только) инквизиции в этой поруганной вами стране.