Георгий Куницын - Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву

Но ведь и в 1968 году были именно поступки также и в среде нашей отечественной интеллигенции. В том числе журналистов, писателей и других профессионалов в сфере духа. У тех, стало быть, для кого преступный приказ — это не оправдание какого бы то ни было бесчестного выбора.

Этот вопрос — архипринципиальный. Кого, собственно, может оправдать то, что он выполнял именно приказ, а приказ оказался преступным? Солдата — да. И то ведь лишь если этот приказ не очевидно преступный. А если очевидно преступный? Значит, тогда даже и солдат — соучастник преступления! Нюрнбергский процесс над фашистскими преступниками, в сущности, дал образец именно общечеловеческой справедливости: процесс этот отверг всякий оправдательный аспект того довода, что Кейтель или Йодль выполняли приказ. Мол, тоже солдаты.

Да. Они выполняли приказ. Но они же и отдавали свои приказы! Они ведь избрали для себя добровольное существование в этой именно системе приказов — в отличие от всякого солдата, который мобилизован под страхом потерять все, если станет сопротивляться приказу. У солдата нет выбора...

Еще более строга в подобных вопросах подлинно общечеловеческая нравственность: попробуй, прошу тебя, указать хотя бы на одно святое имя в русской истории, которое сделалось таковым, пренебрегая высшими человеческими доблестями! Если уж что и было в этом смысле, так только факт, что далеко не все заслуживающие уважения народа оказывались вовремя ему известными. И вот эти-то действительно достойные люди — среди них большинство и просто мученики, ибо они же и праведники, — все они, мученики и праведники, обязательно видели свои личные несовершенства. И — каялись. В сущности, по случаю порой даже и того, чего и иметь не могли.

Один из главных смыслов христианства — покаяние. Ибо сама история — грех.

По поводу лично твоей деятельности на высших постах я еще буду говорить. Потом. Сейчас пока о высказывании твоем о покаянии (16 августа 1991 года).

Оно, высказывание, отнесено тобою ко всей твоей жизни. На вопрос «Литературной газеты»: «Делали ли вы в своей жизни ошибки, в которых хотелось бы покаяться?» — ты ответил: «Таких, чтобы надо было покаяться, — нет».

Какая прелесть... Александр I с трона ушел для раскаяния... Нил Сорский каялся... Лев Толстой каялся... А Александру Яковлеву раскаяться не в чем? Никаких не только грехов, но и ошибок он не имеет? Если кого танк, может, и действительно ушиб в Чехословакии в 1968 году, так не надо, значит, лезть «поперед батьки»?..

Если же А.Яковлев косвенно и признает свою вину, то обставляет ее, можно сказать, полнейшим успокоительным комфортом. «Видимо, можно было покаяться вот в чем, но это, наверное, не мне одному, — как бы даже великодушно берешь ты себе в компанию все население старших возрастов СССР, добросердечно добавив: — Все-таки все (?!) мы были трусами! Трусами. Если бы у нас хватило мужества вовремя говорить и действовать...» (Яковлев А.Н. Реализм — земля перестройки. с. 355).

Как же это, разве «все мы были трусами»? Тебе так — веселей? И Рютин тоже был трусом? И Раскольников? И те, кто восставал с оружием в руках в годы коллективизации? И те, кто голосовал на XVII партсъезде против Сталина? И те, кто... И Саблин тоже был трус, подняв советский корабль на Балтике против всей системы псевдосоциализма в СССР? И те, по-твоему, были трусами, кто вышел на Красную площадь, немедленно протестуя против введения войск в Чехословакию? И те, кто бомбардировал Кремль возмущенными письмами и телеграммами? Ты ведь просто не воспринимаешь в качестве граждан тех, кто действовал в сравнении с тобой в полностью другом направлении.

А как постыдно тобой и другими забыт отменно мужественный поступок В.Кривошеева, корреспондента «Известий» в Чехословакии, который, один-одинешенек, выразил, на фоне всеобщей поддержки, свое решительное осуждение оккупации этой страны и отказался писать неправду. Разве не ты и не твои агитпроповцы устроили этому безумцу вполне нищенское существование на весьма долгие годы? Я был среди тех, кто познакомился с В.Кривошеевым именно в тяжкие для него дни. И я увидел в нем вот это — невозможность встать на сторону несправедливости. Хотя твои люди его обвиняли в «измене»...

Позиция В.Кривошеева ведь тоже нечто предшествующее тому состоянию души, которое ныне несовместимо с применением насилия по отношению к народу.

Не в том ли и величие сейчас российских армии и флота?

Нет, дорогой, не все и тогда были трусами. Им был ты, Александр Николаевич! Кого же, кстати, ты стал бы (в твои агитпроповские, «доканадские» времена) шельмовать, — а это ты особенно изощренно делал, — если и другие, подобно тебе, были бы действительно трусами? Ведь ты и боролся против смелых. Да, именно против смелых.

Давай и в этом наконец разберемся, поскольку гласность, за которую ты в самом деле ратовал (в уже безопасных условиях), сделала доступным для исследования и самого «архитектора перестройки».

Нравственно ли именно для тебя было «выполнять преступные приказы»? И когда их стало можно не выполнять?

Это же совсем не риторические вопросы! Ты все равно ведь не скроешься за своим виртуозно неуважительным по отношению к людям поступка определением: «все-таки все (?!) мы были трусами».

Письмо шестое

Конечно, многие были трусами. Даже таких и большинство. Но ведь для одних трусов — это только трусость, а для других — предательство. В политике трус — или предатель реальный (что чаще), или предатель потенциальный (поскольку не сложились для этого обстоятельства). Обычно и потенции реализуются.

Ты дополняешь приведенные мною выше суждения о трусах: «Если бы у нас хватило мужества вовремя говорить и действовать... Понятно, что раньше за это расстреливали. Потом была создана система морального расстрела. При Андропове. Сейчас продолжается система моральной травли. Но сейчас все-таки говорим открыто. Да и то, вы знаете, я очень боюсь, что цыкни сейчас по-настоящему да поставь солдата у дверей — и очень многие опять прижмут хвосты» (там же).

А ты свой на сей раз уже не прижмешь?

Вот ты ведь, в сущности, главный идеолог (Великий инквизитор) при трех режимах (да, да, при трех): при Брежневе (с заглядом в сторону «корсиканских» наклонностей Шелепина — он тоже дал бы тебе пост главного идеолога), при Горбачеве и, как видим, приватно при Ельцине, поскольку и здесь тебя уже традиционно чтут за такового... Ты же явно лукавишь и в этих своих наигранно искренних оценках. Получается, в самом деле ты не мог поступать иначе? Значит, и не виновен. Значит, солдат?.. Поэтому и носишь сегодня мантию духовника от имени всех трех эпох...

Ну а что же на самом-то деле?

Разве надо политика оценивать по тем опасностям, какие он сам лично в своем сознании выстроил и — для себя же, а не по тому, что реально он делал и делает? Выбор был у него или нет?