Сергей Балмасов - Русский штык на чужой войне

Кроме того, бросалось в глаза и то, что парагвайцы отлично выучены маршировать, как это умеют делать только немцы, и имеют характерные только для них отличную выправку и строй [1012]. Впрочем, в том числе благодаря этой молодцеватости, по свидетельству русских эмигрантов, они без труда покоряли женские сердца.

С одной стороны, не лучшим образом на боеспособности парагвайской армии отразилось ее использование в последние десятилетия перед Чакской войной как инструмента политических игр.

Впрочем, подобную ситуацию можно рассматривать двояко. С одной стороны, локальные столкновения все же заставили парагвайскую армию быть в тонусе и не забывать, «как нажимать на курок».

Но хотя порох у парагвайцев был «сухим», в настоящей войне она не участвовала свыше полувека, и, кроме того, в таких стычках гибло достаточно много и без того дефицитных мужчин, что лишь ослабляло обороноспособность страны.

Одной из главных причин подобного положения дел стало то, что в мирное время на середину 1920-х гг. армия страны насчитывала всего две тысячи человек, и при такой численности офицерам было трудно надеяться на карьерный рост – даже получить чин капитана для большинства тогда было едва ли не пределом мечтаний.

Поэтому добиться более высоких назначений можно было лишь одним способом – устроить переворот, установив свое правительство, которое из чувства благодарности должно было нацепить своим благодетелям побольше звездочек на погоны.

В итоге до конца 1920-х гг. страна и армия были расколоты на две партии: «синих» (либералов) и «красных» (республиканцев). И если в Европе на тот момент политические проблемы решались главным образом парламентскими прениями, то в Парагвае – переворотами.

Это не способствовало единству страны и ее подготовке к отражению внешней агрессии. Ведь нередко путчем дело не обходилось, и страна погружалась в сравнительно недолгие, но в кровопролитные, по местным меркам, войны. Иностранцам в этих междоусобицах участвовать не рекомендовалось: в случае плена те и другие убивали зарубежных «солдат удачи», в том числе из-за опасения, что иностранцы в конце концов выживут их из армии. Им предлагалось официально заявить о своем неучастии в событиях, вывесив у своих домов национальные флаги той страны, откуда они приехали [1013].

При этом от переворотов и усобиц в первую очередь страдали туземцы. Все участвовавшие в конфликте стороны нанимали за деньги индейцев, а после установления новой власти против них нередко начинались репрессии. Расисты специально раздували «преступления краснокожих», нанятых проигравшей стороной, и списывали на них свои собственные, желая еще больше ущемить их права [1014].

Что же касается появления русских офицеров, то их парагвайские коллеги отнеслись к этому сравнительно спокойно, поскольку конкуренция за места в основном наблюдалась за пехотные и кавалерийские должности, а наши соотечественники в основном претендовали на технические позиции (инженеров, артиллеристов, моряков и пр.). Для Парагвая того времени была особенно актуальна проблема их заполнения. Поэтому их появление на военной службе в Парагвае многие восприняли как желанную находку [1015].

Впрочем, для местных военных «повыситься» или, наоборот, «понизиться» можно было и без войны. Гражданские власти постоянно и нередко заслуженно подозревали генералов в бонапартизме и подготовке очередного переворота. Поэтому их нередко отправляли в почетную ссылку подальше от Парагвая. Например, под предлогом «учиться в Европу».

В большинстве случаев такой расчет оправдывался: опасный правительству генерал обычно не возвращался «в парагвайскую глушь» и не мог уже претендовать на власть. Это происходило по разным причинам: кому-то нравилась европейская жизнь, и он жил в шумном Старом свете на средства от своих имений. Другие, не располагавшие «собственными ресурсами», не могли вернуться из-за того, что при урезанном жаловании билет до Асунсьона стоил целого состояния [1016].

Ситуация в мире была также не в пользу Парагвая. Боливию открыто поддерживали США, которые еще в 1927 г. предоставили ей крупные займы на подготовку войны. Вашингтон сделал ставку на Ла-Пас, потому что рассчитывал «снять сливки» с богатых природными ресурсами боливийцев, которые должны были дополнительно прирасти за счет чакской нефти.

Во многом сами американцы и способствовали своими действиями этой войне, подталкивая Боливию к агрессии против Парагвая, чтобы взять в свои руки богатства Чако, и поэтому щедро оплачивали все ее военные расходы. Ведущие боливийские политики, особенно стремившиеся, как они выражались, «обратить Парагвай в пепел» [1017], вообще находились на содержании американской нефтяной компании «Стандарт Ойл», получая от нее солидные оклады [1018].

Стоит заметить, что уже на протяжении 1928–1931 гг. боливийские солдаты неоднократно нападали на парагвайцев и обстреливали их патрули. Участились случаи, когда они вторгались на парагвайскую территорию.

В связи с этим парагвайские власти, включая тогдашнего президента Гуджиари, обращались за посредничеством в разрешении конфликта в Лигу Наций. Но США всякий раз блокировали ее «вмешательство», настаивая на «поиске панамериканской альтернативы». Вашингтон, руководствуясь лишь желанием погреть на этой войне руки, пропагандировал идею, что страны Западного полушария в состоянии сами решать свои проблемы, тем самым подталкивая Боливию к агрессии.

Приход к власти в Ла-Пасе в 1931 г. нового, еще более агрессивного руководства, сделал войну неотвратимой. Оно разжигало в обществе ненависть к парагвайцам, направляя против них накопившуюся в обществе агрессию, и уверяло, что боливийцы легко сомнут их «босоногую» армию и что Чакский поход будет недолгой увеселительной прогулкой.

По воспоминаниям боливийского писателя Овандо Санс, «казалось, люди взирают на подготовку к войне с Парагваем как на развлечение, особенно богатые. Однажды в столице Ла-Пасе была даже организована манифестация с требованием поскорее объявить войну. Чолы, женщины-метиски, вышли на нее в своих лучших нарядах. Шли и дамы из высшего общества, безостановочно скандируя: «Парагвай – в пепел!» Благородные сеньоры ходили от дома к дому, «собирая на солдат». Мне нравилось красться за ними. Мой энтузиазм немного поубавился, когда я заметил, что некоторые из них опускают серебро в собственный карман, полагая, будто этого никто не видит. И тогда я со злостью подумал, что война проиграна заранее» [1019].

Нападение на Парагвай было выгодно и Чили, чье руководство опасалось попытки реванша боливийцев после учиненного им разгрома в ходе Тихоокеанской войны 1879–1880 гг., во время которой они лишились нужного как воздух выхода к морю. Соответственно, направить боливийскую агрессию по «другому маршруту», в данном случае, парагвайскому, было для Чили реальным шансом избежать ненужного столкновения с окрепшей боливийской армией.