Аркадий Стругацкий - Пепел Бикини

В палате было светло и немного душно. Посредине на койке, головой к южной стороне, лежал укрытый простынёй Кубосава. Жёлтое с пепельным оттенком лицо его отчётливо выделялось на фоне безукоризненной белизны постельного белья. Глубоко в нос уходил резиновый шланг от кислородного датчика [ 31 31 Кислородный датчик - устройство для искусственной подачи кислорода в лёгкие больного. ], стоявшего рядом на столике со стеклянной крышкой. С другой стороны у койки стояли две женщины и девочка - жена Кубосава, Ацуко, тёща Киёко и старшая дочь Умэко. Все трое смотрели на больного широко открытыми застывшими глазами. Дежурный врач, видимо только что проверявший пульс, засовывал в карман хронометр.

- Пульс пропадает, - шёпотом ответил он на вопросительный взгляд Удзуки.

- Кислород?

- Непрерывно.

- Температура?

- Тридцать шесть. Думаю, скоро упадёт ещё ниже.

- Введите тонизирующее. [ 32 32 Тонизирующее - средство для усиления жизнедеятельности организма. ]

Пока врач готовил шприц, Удзуки отошёл к окну, откинул портьеру. На подоконнике лежала груда бумаг. Это были телеграммы со всех концов страны с выражением соболезнования, с призывом не терять надежды, с наивными, но искренними советами. Удзуки взял одно из них: «Как это могло случиться? Что можно поделать, если не в силах человеческих помочь вам? Неподалёку от нас есть храм, в нём имеется каменная статуя Будды, именуемая «Гёгё-сама». Если потереться с молитвой больным или ушибленным местом об эту статую, то болезнь как рукой снимет. Я сам испытал это. Особенно, как говорят, таким способом хорошо изгонять злого духа из печени. Не теряйте надежды, держитесь твёрдо…»

- Готово, Удзуки-сан.

Удзуки бросил письмо и вернулся к больному. Прошло четверть часа. Тонизирующее не помогало. Дыхание Кубосава становилось всё слабее и слабее, пульс едва прощупывался.

Ацуко склонилась над мужем, и слёзы закапали на его лицо, на подушку, на простыню. Она вытерла их платком. едва слышно всхлипывая:

- Спасите его! Спасите!..

Удзуки приказал служителю срочно вызвать Нортона. Потом увеличил подачу кислорода. Впрочем, он понимал, что это бесполезно. В сущности, Кубосава был уже мертвецом, и Удзуки знал, точнее - чувствовал это по едва уловимым внешним признакам. «Первая жертва водородной бомбы», - пришло ему в голову. Взгляд его случайно встретился со взглядом Умэко. Он поспешно отвёл глаза и с ненужной энергией принялся готовить вторую инъекцию. В отяжелевшей из-за бессонницы голове копошились обрывки мыслей: «Пока пациент жив, врач не должен… Бедная девочка… Нортон намекал, что кое-кто в США очень рассчитывает на моё искусство. От спасения Кубосава зависит многое… очень многое. Когда начался последний приступ у Кубосава? Кажется, двадцать первого. А сегодня двадцать третье… Утро двадцать четвёртого. Да, двадцать четвёртое сентября 1954 года - дата смерти первой в мировой истории жертвы водородной бомбы. Неужели будут и другие?..»

- Здравствуйте, Удзуки-сан.

Удзуки вздрогнул и чуть не выронил шприц: перед ним стоял Нортон.

- Плохо? - спросил он, показывая глазами в сторону постели.

Удзуки кивнул.

- Думаю, это конец, - сказал он по-английски. Нортон долго возился около умирающего, мял ему руки, щупал через каждые пять минут пульс, открывал веки и заглядывал в мутные, неподвижные зрачки. Он что-то записывал, делал какие-то уколы, брал кровь. Удзуки безучастно следил за ним. Для него было ясно, что дело проиграно.

Рассветало. Удзуки не задёрнул портьеру, и к жёлто-белому электрическому свету примешалась серая слезливая муть осеннего токийского неба. Палата была невелика, и в ней стало душно. Удзуки захотелось курить. Выходя из палаты, он слышал, как Ацуко, плача навзрыд, спрашивала Нортона:

- Неужели его уже ничем нельзя спасти? Он закрыл за собой дверь, откинул полу халата и достал портсигар. Глаза его остановились на табличке с надписью «311». Он отвернулся.

Сюкити Кубосава умирал. Он был так слаб, что даже не мог поднять веки и пошевелить губами, а перешёптывание врачей и плач родных доносились до него словно через слой войлока. И всё же судьба подарила ему перед смертью несколько часов ясной мысли. Он знал, что умирает. Почти полгода страшные, неведомые силы упорно и успешно трудились над его организмом, и теперь их работа близилась к завершению. Он понимал это каким-то шестым чувством, словно слепой, наклонившийся над бездонной пропастью. Смертный холод медленно полз по телу от тощих рук и ног, похожих на палки, обтянутые жёлтой влажной кожей.

- Ацу… Умэ… - позвал он одним дыханием. Он почувствовал, как жена склонилась над ним, и тёплая капля упала ему на лоб. Ему захотелось утешить её, приободрить, сказать, что горевать не надо, что он совсем не боится смерти и что, если он умрёт, ей помогут - ей, и детям, и старой Киё, - но не было сил пошевелить деревенеющими губами. Лёгкий, едва ощутимый укол в плечо - они опять вводят ему в кровь этот… как его… Название лекарства ушло из памяти. Да это и неважно. Наивные люди эти доктора - думают, что ещё не всё потеряно. Неужели он один понимает, что это конец? Чего же тогда стоят все они, лучшие врачи Японии и Америки? Но при чём здесь Америка?.. Почему американские врачи так любезно предложили свои услуги? Они же никогда раньше не лечили японских рыбаков. Ах, да, ведь он для медиков всего лишь мору-мотто - подопытная морская свинка. На его организме они познают, что бывает с человеком, когда он попадает под «пепел смерти». Полгода они внимательно наблюдали, как отчаянно борется его организм с невиданной болезнью, борется и сдаёт одну позицию за другой. Сначала сдалась кровь, затем сердце, печень, мозг… Сколько времени он был без сознания? Кажется, сейчас конец сентября? Значит, месяц…

Он услышал прерывистый шёпот и плач жены: она просила кого-то сделать что-нибудь для его спасения, не дать ему умереть. Значит, она тоже знает, поняла. Бедная маленькая Аду! Каково ей будет с двумя девочками и старухой матерью? Нет, как он ни храбрится, а умирать всё-таки страшно. Страшно и бессмысленно. Кто эти люди, пустившие в ход такие чудовищные силы смерти? Зачем это им понадобилось? Против кого они хотят их направить? И почему именно он, Сюкити Кубосава, сорокалетний честный рыбак, должен был оказаться первой жертвой этих страшных сил? И почему вообще кто-нибудь должен стать их жертвой? Он вспомнил, как рыбаки смеялись над Тотими, когда тот отговаривал их плыть к Маршальским островам. «Почему мы не послушались его? Голод… Это всё наделал голод. Нет рыбы - нет заработка. Нет рыбы - хозяин выгонит тебя с работы, и тогда любуйся на голодных детей, на измученную жену, на умирающих стариков. Не послушались Тотими…» Но ведь другого выхода не было. И вот перед рассветом ослепительные вспышки, громовые раскаты, а затем - белый порошок, падающий с неба: белый пепел, «пепел смерти», «пепел Бикини». Если бы они знали об этом тогда…