Владимир Михайлюк - Пермская шкатулка

Впрочем, поэтическая перекличка шла и с Адамом Мицкевичем. Ему Каролина Павлова посвятила немало строк, потому что всегда помнила и хотела, чтобы он помнил:

241

…Как я, при шуме бала, безмолвно назвалась твоей…

В 1854 году, порвав со всей прошлой любовью, Каролина Павлова напишет признание в любви к поэзии:

…Моя напасть! Мое богатство! Мое святое ремесло!

Эти строчки возьмет эпиграфом к своим стихам молодая Марина Цветаева и одну из своих поэтических книг назовет «Ремесло».

Антон Павлович

Чехов

(1860–1904)

Русский писатель и драматург. В 2004 году исполнилось 100 лет со дня его смерти, и год был объявлен Чеховским. Во многих театрах мира уже третий век ставят его пьесы, лучшие режиссеры и актеры до сих пор пытаются разгадать тайну пьес русского драматурга.

Чехов был в Перми дважды: первый раз — в апреле 1890 года во время путешествия на Сахалин, второй раз — двенадцать лет спустя проездом во Всеволодо- Вильву, в имение известного русского предпринимателя Саввы Морозова, на торжественное открытие школы.

В первый приезд Чехов был в городе лишь несколько часов, погода стояла скверная, и впечатления писателя оказались мрачными, хотя он и пытался в письмах родным смягчить их юмором: «…земля белая, деревья покрыты инеем <���…> Ну не возмутительно ли? Калош у меня нет, натянул я большие сапоги и, пока дошел до буфета, продушил дегтем всю Уральскую область».

Летом 1902 года лето было чудесное, но Чехов был уже тяжело болен. Впрочем, Каму он на этот раз оценил.

РОДНИК

Кама — чудесная река. Надо бы нам как-нибудь нанять для всего

семейства пароходик и поехать не спеша в Пермь и потом обратно, и это была бы дачная жизнь самая настоящая, какая

нам и не снилась…

Антон Чехов

О. Л. Книппер. 22 июня 1902. Пермь.

«Милый мой дусик, палочка, я уже в Перми. Приехал сюда вчера, переночевал в клубной гостинице, сегодня в 12 часов дня уезжаю на пароходе вверх по Каме в Усолье, оттуда в имение Морозова. <���…>

243

Кама — чудесная река. Надо бы нам как-нибудь нанять jy\я всего семейства пароходик и поехать не спеша в Пермь и потом обратно, и это была бы дачная жизнь самая настоящая, какая нам и не снилась. <���…>

Каждый день ем стерляжью уху».

Вл. И. Немировичу-Данченко.

25 июня 1902, Всеволодо-Вильва.

«…Пишу тебе сие черт знает откуда, из северной части Пермской губернии. Если проведешь пальцем по Каме вверх от Перми, то уткнешься в Усолье, так вот я именно возле этого Усолья.

…Жизнь здесь, около Перми, серая, неинтересная, и если изобразить ее в пьесе, то слишком тяжелая».

Трудно сказать, почему Чехов согласился на эту поездку. Был он болен, недуг его прогрессировал, и как врач Антон Павлович знал, что ему немного отпущено. Видимо, чтобы хоть как-то отвлечь Чехова от тяжелых дум, Савва Морозов уговорил его поехать на Урал.

До Перми плыли на пароходе. Из Усолья во Всеволодо-Вильву прибыли поездом. Гостей встречала делегация служащих во главе с управляющим имением К. И. Медведевым. Станцию украшали флаги и пихтовые гирлянды. Когда Морозов с Чеховым сошли со ступенек вагона, многие встречающие сняли фуражки.

— А в колокол звонить не будут? — спросил, улыбаясь, Чехов.

На что Савва Тимофеевич ответил:

— Колокола-то у нас, Антон Павлович, для вас малы!

В те дни, когда Савва Морозов отлучался осматривать свое обширное имение, он оставлял гостю в собеседники студента Горного института А. Н. Тихонова (настоящая его фамилия Серебров), проводившего в ту пору разведки на каменный уголь и написавшего впоследствии в своих воспоминаниях несколько страниц о пребывании Чехова во Всеволодо-Вильве. Антон Павлович бродил со студентом в березовом парке или с утра до вечера рыбачил на Вильве. В воспоминаниях А. Сереброва (Тихонова) картина посещения Чеховым имения Морозова описана далеко не благостно. Чехову было тяжело. Но «под зелеными сводами парка он ожил, сказал со вздохом и нараспев:

— Хорошо у вас тут… Бе-ре-зы… Не то, что у нас в Ялте…»

Был июнь. Обильно цвел шиповник. А это первая примета — хорошо клюет окунь, голавль, хариус. Иногда клевали и щуки.

244

Погостил Чехов у Морозова всего пять дней. Здоровье его резко ухудшилось, и он раньше времени уехал в Москву. Савва Морозов проводил его до Перми и вернулся в имение.

… В 1965 году, будучи в командировке во Всеволодо-Вильве, я пошел смотреть дом с мезонином, где останавливался Чехов, по дороге разговорился с прохожим и узнал, что неподалеку живет бывшая горничная управляющего имением Саввы Морозова Ксения Игнатьевна Ожгибесова, ухаживавшая за больным Чеховым. Прохожий и показал мне ее дом.

Меня встретила дородная, величественная женщина, больше похожая на бы вшу ю графиню, чем на горничную. Я представился. Она как-то странно улыбнулась, во всяком случае, ее улыбку нельзя было назвать ласковой.

— Простите, — сказала Ксения Игнатьевна, — но я терпеть не могу газетчиков.

— За что?

— За неправду, если не сказать больше.

Я прекрасно понимал, что это еще мягко сказано.

— Тут приезжал один из ваших, так он наплел про меня такую чепуху, что диву даешься.

— Да что же он наплел?

— Да будто я варила Чехову уху из той рыбы, которую он ловил. Глупости все это. К приезду Морозова управляющий пригласил из Москвы повара. Разве ж мне, горничной, позволили бы варить уху такому высокому гостю? Да знаете ли вы, что Савва Морозов ел только со своей посуды? Она всегда его ждала запечатанная под пломбой. И постельное белье, на котором он спал, после стирки закрывалось под пломбу. И белье это стирала только немушка Марфа. А вы говорите — уху варила!

— Ксения Игнатьевна, я так не говорил, — взмолился я, боясь, что она меня отчитает и не станет говорить со мной о Чехове.

— Но уха — еще куда ни шло. Но там было написано, что будто бы Чехов оставил автограф на скале. Представляете себе интеллигентного Чехова, лезущего на скалу с ведром краски? «Безвестные труженики Урала, я преклоняюсь перед вами. А. Чехов». Ну скажите, не глупости ли это? Я не перестаю удивляться нашим газетам. Допустим, написать можно что угодно. Но зачем это печатать? Почему в редакции никого не смутил автограф Чехова на обрывистой скале? Да Чехов-то ходил по земле деликатно, как по больнице…

245

И все-таки мы поговорили. Ксения Игнатьевна вспоминала. Ей было тогда шестнадцать лет. В ее обязанности входило прибирать и проветривать комнаты Чехова, следить, чтобы на столе была минеральная вода, а ночью дежурить и при необходимости менять подушки.