Коллектив авторов - Черта (сборник)

В 1795 году, с третьим разделом Польши, Литва стала частью Российской империи и вошла в черту оседлости. Широкая автономия, которой прежде пользовались евреи в Польше, была ограничена. Обвинения евреев в дурном влиянии на христиан стали основанием запрета на проживание в сельской местности. И хотя из-за войны с Наполеоном и многочисленности еврейского населения изгнание его из деревень удалось осуществить лишь частично, число еврейских жителей Вильно возросло, и город превратился в важнейший еврейский центр всего обширного Северо-Западного края. Насколько уместно называть чужбину домом, настолько польско-литовский Вильно стал оазисом в пустыне для скитальцев Израиля. Именно здесь нашли свое место школы и ешивы, молитвенные дома и мастерские, базары и лавки и самое главное для народа Книги – еврейская типография, одна из двух, разрешенных тогда в России. И если взять в руки сохранившееся с тех пор пожелтевшее еврейское издание, на обложке часто можно увидеть гриф: «Напечатано в Вильно». Существование типографии способствовало расцвету религиозной еврейской жизни – ведь «литовское» направление было книжным.

Несмотря на общее угнетение еврейского населения, виленские евреи находились в более выгодном положении, чем их собратья в других регионах империи: здесь разрешалась еврейская культура. Именно в Литве возникли ешивы нового типа. Не местного значения, предназначенные для учащихся определенного города или местечка, а такие, куда стекалась наиболее талантливая и подготовленная молодежь из всех пределов Черты. Знаменитая ешива «Рамайлес» (по имени рава Майлеса) находилась в Вильно, но наиболее известной была ешива в местечке Воложин Виленской губернии. Ее основатель Хаим Соловейчик, ученик и последователь Гаона, отличался гораздо более мягкой и примирительной позицией по отношению к хасидам, чем его великий учитель. В лучшие времена существования ешивы в ней было до 400 учеников со всей России и даже из-за рубежа. Под влиянием просветительских идей часть учеников ешив стала впоследствии вести светский образ жизни. Из стен ешивы вышли составившие гордость еврейского народа писатели Менделе Мойхер-Сфорим, Ицхок Лейбуш Перец, великий поэт Хаим-Нахман Бялик, «отец» современного иврита Элиэзер Бен Йегуда и даже такая одиозная личность, как руководитель евсекции ВКП(б) Шимон Диманштейн.

Благодаря литовским ешивам не только Вильно, но и вся Литва с прилегающей к ней частью Белоруссии могла считаться литовским Иерусалимом. Насыщенный особой еврейской атмосферой, город оправдывал свое неофициальное наименование, его еврейский квартал жил яркой национальной жизнью, и это давало повод всему еврейскому миру смотреть на Вильно как на Иерусалим в изгнании. Но с приходом к власти Николая I многократно возросло давление царской администрации, стремление «исправить» евреев стало навязчивой идеей. Символом этого времени стало учреждение в Вильно одного из двух раввинских училищ, предназначенных для подготовки «казенных» раввинов. Гораздо позже, уже в новое время, центром начавшегося в первые десятилетия ХХ века отхода от патриархальных традиций снова стал литовский Иерусалим.

Вхождение Литвы в состав России совпало с возникновением в Германии движения еврейского Просвещения – Гаскалы (мы уже неоднократно упоминали о нем в нашей книге). Географическая близость Европы, небольшое, но серьезное ядро хорошо владевших немецким языком, стремившихся к светским наукам и в то же время не порвавших полностью с традицией евреев, существование в Вильно еврейской печати – все это привело к тому, что именно здесь началась деятельность российских приверженцев Гаскалы (маскилим). Одним из первых был выдающийся талмудист рабби Менаше Элиер (1767–1831), чьи сочинения были сожжены по требованию литовских раввинов, как еретические. Рабби Менаше подвергал жесткой критике обычай изучать Тору, живя за счет общества, считал, что евреи должны заниматься не мелочной торговлей, а производительным трудом, и полагал, что научные знания не противоречат Торе. Другим крупным деятелем Гаскалы в Вильно являлся поэт и педагог Авраам Дов Лебензон (1794–1878), посвятивший всю свою жизнь распространению просветительских идей. Широкую известность принесла ему книга стихов «Ширей сфат кодеш» («Песни святого языка»). Выдающимся поэтом Гаскалы, первым крупным лирическим поэтом ашкеназийского еврейства, стал его сын Миха Йосеф Лебензон (1828–1852). Личная трагедия М.Й. Лебензона – открывшаяся в раннем возрасте смертельная болезнь – наложила особый отпечаток на его романтическое творчество. Оно стало новым словом в зарождавшейся светской еврейской поэзии Восточной Европы, в которой впервые зазвучали мотивы любовных переживаний:

Из среды виленских маскилим вышел также родившийся в Вильно крупнейший поэт Гаскалы и один из наиболее активных поборников просвещения Йегуда Лейб Гордон (1830–1892). И ему не чужда была лирика, но, скорее, в духе Некрасова – он больше писал о нелегкой доле еврейской женщины. В звучных и сильных стихах, дополняя библейский иврит талмудической лексикой, он рисовал замечательный женский образ, отвечавший его поэтическому идеалу:

Но основным направлением общественной и творческой деятельности Й.Л. Гордона было распространение идей Гаскалы. Он критиковал традиционный, доведенный до автоматического исполнения обряд, книжную пыль, покрывшую, по его выражению, еврейские кафтаны, и победу над невежеством видел, как и все маскилим, в стремлении к наукам и в светском образовании. Еврейский квартал Вильно был для него отрицательным примером косности и убожества по сравнению с широтой и блеском нееврейских просторов. И он, и другие виленские просветители считали, что сближение с европейской и русской культурой превратит евреев в полноценных и полноправных граждан, похоронит патриархальный уклад и оставит иудаизм только в качестве культурного наследия.