Александр Соловьёв - Тетради красного профессора (1912—1941 гг.)

5 декабря. Агитационно-пропагандистский отдел ЦК направил меня на кафедру политэкономии Всесоюзной промакадемии им. Сталина для преподавания. Пояснили, это особо важное учебное заведение. В нем обучаются руководящие хозяйственные работники: директора заводов, начальники главков и трестов, партсекретари. Весь состав партийный. Они должны быть подготовлены на высоком научном и идейном уровне.

14 декабря. Был на инструктивном собрании в МГК пропагандистов по разъяснению хозяйственных трудностей среди населения. Инструктировал Каганович и новый привлеченный 2-й секретарь Хрущев. Но дельное получили только от Кагановича. Хрущев говорил очень путано и невразумительно. Как могли выдвинуть его на этот пост, непонятно. Очень недалекий и ограниченный.

1932

5 января. В Промакадемии стараюсь осваивать применение в преподавании нового бригадно-лабораторного метода. Он копирует бригадную систему работы. Учебная группа — бригада. Преподаватель — бригадир. Оценщик успеваемости — тройка: староста, парторг, профорг. Лекции отменены. Изучение учебного материала только в учебных группах (лабораториях) под руководством преподавателя. Никаких зачетов, экзаменов, курсовых проектов и никакой производственной практики для учебных занятий. Только в группе. Не знаю, кто придумал такую нелепость, но путного ничего не выйдет из этой безалаберщины. Студенты прозвали это «бригадно-коридорный метод».

28 января. На партактиве Каганович выступил с докладом об итогах Мосгороблпартконференции. (На конференции секретарем и членом бюро избран Н. С. Хрущев.— Н. З.) [...] Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущева. Очень плохо учился в Промакадемии. Но приобрел симпатию Аллилуевой, учился в одной группе. В прошлом году из Промакадемии его послали первым секретарем РК. А вскоре взяли в МГК. Теперь второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим.

30 января. В АПО ЦК был инструктаж отъезжающих в разные города с докладами о 17-й партконференции. Выезжаю на Днепрострой.

25 февраля. Работаем с раннего утра до поздней ночи. Рабочие и технический персонал очень сильно интересуются политикой партии, индустриализацией, коллективизацией, борьбой с оппозиционерами и врагами народа, международной обстановкой, нашей обороноспособностью. Масса вопросов, суждений, предложений. На собраниях принимаются резолюции об ускорении строительства, о соцсоревновании. Принимаются обязательства весной дать первый ток, а к осени ввести в строй. Энтузиазм невероятный. Среди рабочих часто появляется писательница Сейфуллина, беседует, расспрашивает, собирает материал. Говорит, готовит роман, посвященный Днепрогэсу. Хочет назвать его «Энергия». Поездка очень интересная.

28 февраля. Вернулся с Днепростроя. Отчитался в АПО ЦК. Есть новость. ВСНХ разукрупняется. Выделены и созданы Наркомат легкой промышленности и Наркомат лесной промышленности. На перекрестках улиц появились светофоры трех цветов — путь свободен, желтый — внимание, красный — стой. По европейскому образцу.

30 марта. Усиленно занимаюсь в ИКП. Нагоняю упущенное. Газеты публикуют сообщения о вступлении в строй Магнитогорского металлургического завода, Кузнецкого комбината и Московского первого подшипникового завода им. Кагановича. Это новая огромная победа линии партии. Конец Охотному ряду.

Ломают все старые постройки и церковь Параскевы Пятницы. Начинают строить на этом месте гостиницу «Москва».

18 мая. В Промакадемии проводили оценку учебы за семестр вместо экзаменов. Решающее — постановление учебной группы. Неизменное решение: «Группа закончила курс удовлетворительно». Все это очень непрочно.

17 октября. По пропуску МК был в Колонном зале на чествовании 75-летия Циолковского. Награжден орденом Трудового Красного Знамени. Я думаю, слишком скромно за его величайшие открытия и проекты, имеющие всемирное значение. Недооценили. Это чувствуется во всех речах. Сам он очень взволнован и радостен. Наконец признали.

7 ноября. Был на Красной площади. На ГУМе огромные портреты Ленина и Сталина. Эти портреты и среди демонстрантов. Должно быть, приятно т. Сталину смотреть на свои портреты среди народа. А все-таки мне кажется, это нескромно. Я такого никогда не допустил бы, при жизни красоваться собой.

9 ноября. Сегодня тяжелый день. Придя в Промакадемию для чтения лекции, застал большое смятение. Ночью дома трагически погибла жена т. Сталина — Н. С. Аллилуева. Она много моложе его, лет 30 с чем-то. Стала женой после революции, работая молодой сотрудницей ЦК. Теперь училась последний год в Промакадемии на химическом факультете. Была на моих лекциях. Одновременно заканчивала Менделеевский институт на факультете искусственного волокна. И вот эта загадочная смерть. Среди промакадемцев много всяких разговоров и предположений. Одни говорят, ее застрелил т. Сталин. Далеко за полночь он сидел один в кабинете за бумагами. Услышал за спиной у двери шорох, схватил револьвер и выстрелил. Он стал очень подозрителен, все кажется, что на него покушаются. А это входит жена. Сразу наповал. Другие говорят, у них были большие политические расхождения. Аллилуева [его] обвиняла в жестокости к оппозиционерам и раскулачиванию. Во время спора в запальчивости т. Сталин стрелял в нее. Третьи утверждают, несчастье произошло из-за семейной ссоры. Аллилуева вступилась за отца, старого ленинца, и за старшую сестру, партийку. Обвинила мужа в недопустимом бессердечном преследовании их за некоторое несогласие с ним. Тов. Сталин не стерпел упреков и стрелял. Много разных других слухов и сплетен застал я. Из ЦК позвонили прекратить всякие домыслы и вымыслы. Заниматься чем положено — учебой. Парткомовцы провели летучие беседы и пресекли всякие разговоры. Правильно. Не к лицу быть кумушками.

19 декабря. Опубликовано постановление ЦК и СНК об улучшении рабочего снабжения. Пока очень трудно всем живется. Но ничего, потерпим. Освоим полностью индустриализацию и коллективизацию, преодолеем все трудности. Тогда доживем до изобилия. Будет прекрасное время.

1933

17 февраля. В фойе Дома Союзов, где проходил I съезд колхозников, выставка о достижениях народного хозяйства. Там же впервые выставлен написанный художником Герасимовым огромный портрет т. Сталина во весь рост. Он в шинели, с отвернутым от ветра нижним краем полы, уверенно шагает вперед. Около портрета — Подвойский, Крыленко, Мануильский. Присоединившись, я услышал порицание Подвойского — генсеку надо быть скромнее. Ленин не мог терпеть подобных самореклам. Но Мануильский с обычным юмором возразил: не стоит обращать внимания. С кем не случается подобная человеческая слабость. Величие партии от этого не уменьшится. Потом мы заняли в буфете столик и попросили чаю. [...]