Александр Козловский - Вокруг только лед

Процедура подъема еще интереснее. Примерно на середине пути ты начинаешь ощущать, что силы твои на исходе. Стиснув зубы и уняв дрожь в отдельных частях тела, продолжаешь путь наверх, на всякий случай присматривая внизу место помягче. На самолюбии добираешься до планшира и, собрав остатки сил, нагло говоришь матросу, который помогает тебе перевалиться через борт: «Не надо. Я сам». Но он-то знает, чего стоят все эти разговоры, и бесцеремонно за шиворот втаскивает тебя через фальшборт на палубу. Наконец-то можно перевести дух.

В тот раз дело было к ночи, и, чтобы сделать все побыстрее, нас спустилось на айсберг человек восемь. Через два часа ледовые якоря – четыре бревна, врытые в лед, – были готовы и началась операция по снятию нас с айсберга.

К ночи усилился ветер, вначале до 10, потом до 15 м/с. при этом по отношению к судну, которое подходило к нам, он был не прижимным, а задувал прямо в борт. Едва «Михаил Сомов» касался края айсберга и начинал работать на упор, как ветром его завалило в сторону и тащило вдоль айсберга. Судно могло удержаться в более или менее стабильном положении всего несколько секунд, и среди нас не нашлось смельчака, готового начать путь к теплым каютам, поймав эти секунды над айсбергом, и продолжить его до планшира судна, раскачиваясь над морем. Я вообще до сих пор не понимаю, почему нам не сбросили монтажные пояса и просто не втащили сверху на борт судна. Надрывая глотки, мы подавали на судно массу советов, употребляя весь лексикон крепких морских выражений, которые тут же подхватывал ветер и уносил куда-то в сторону Африки. После четвертой попытки судно, обессиленное, легло в дрейф, а мы, окоченевшие, забились в какую-то щель, тесно прижавшись друг к другу. Мы ведь не рассчитывали на длительное автономное существование на айсберге, вышли работать и оделись легко. Естественно, все окончилось благополучно. В два часа ночи вызвали из Мирного один из вертолетов, и он забрал нас, голодных и холодных, на берег, где нас и обогрели, и накормили.

Утром «Михаил Сомов» пришвартовался к этому причалу, но он чем-то понравился здоровенному столообразному айсбергу, который маячил милях в трех от нас. Через несколько часов он решительно направился к нам, и снова пришлось поспешно уносить ноги. Едва дождавшись, пока сбросили последний швартовый конец, он притерся на наше место, и эта коварная парочка вскоре скрылась за мысом Фильхнера.

Все последующие поиски подходящих айсбергов ничего утешительного не принесли. Нам пришлось уходить в тот раз с рейда Мирного в расстроенных чувствах, выгрузив всего около половины необходимого груза. Это обстоятельство вынудило нас во время осеннего захода в Мирный в апреле использовать в безнадежно сложившейся ситуации любые возможности для разгрузки. И кое-чего нам удалось добиться.

Многие считают, что в Антарктике есть всего два времени года – зима и лето. Осень и весна – периоды межсезонья – слишком коротки и, казалось бы, не имеют четких погодных признаков. Но, с точки зрения проведения разгрузки, осень обладает присущими только ей особенностями. В этом можно убедиться, если предстоит швартовка к побережью где-нибудь в районе Мирного, Молодежной или в заливе Ленинградском между серединой марта и апреля. Этот интервал может быть растянут в сторону января и слегка ужат до двух-трех недель – все зависит от того, что, собственно говоря, понимать под антарктической осенью. Некоторые сугубо местные детали делают это время года запоминающимся. Я бы даже сказал, что в часы затишья и ясной солнечной погоды – явление редкое и неустойчивое в Антарктиде – к осени с полным основанием применим эпитет «золотая».

Для антарктической осени, пожалуй, наиболее характерной чертой является резкая смена ветрового режима. В начале февраля стоковый ветер начинает входить во вкус, дует уже часов по 12-14 кряду и берет себе тайм-аут только после обеда. Столбик ртути сползает в нижнюю часть шкалы термометра и застревает в районе отметки –20°С. Поверхность океана круто замешена тестообразной массой из снега и морской воды, которая в минуты затишья пытается превратиться в лед, но этому мешает периодически приходящая зыбь, ломающая тонкую ледяную корку.

Если же говорить о местных деталях, то начать можно хотя бы с района ледника Фильхнера, где мы завершали свой первый летний сезон в 1976 г.

Помню, когда мы сворачивали работы на Дружной в конце февраля и ожидали прихода «Капитана Маркова», несколько раз до наших домиков доносился ритмичный рев океана, порождаемый накатывающимися на ледник валами зыби. Глубина у края ледника, на котором оранжевыми кубиками домов съежилась в снегу наша база, достигала 800 м. Поэтому эти валы докатывались до нас недеформированными и колотились наотмашь о ледник со всей яростью и силой океана. Такого не приходилось слышать ни в Мирном, ни у Молодежной, ни у Ленинградской, где к побережью, так сказать, в чистом виде океанская зыбь уже не приходит. Изломанная островами, мелководьем и айсбергами, она набрасывается на берег короткими крутыми штормовыми волнами, на гребнях которых пляшут куски развалившихся айсбергов.

Океан у Дружной за короткое антарктическое лето успевал поднабраться тепла, остывал медленно, и контраст температур между воздухом и водой достигал 20-25 градусов: вода – 1,5°С, воздух –20…–25°С. Поэтому на стыке океана и ледника стояла плотная, почти осязаемая стена тумана, сгущавшегося над открытой водой до зловещей синевы.

У Молодежной же и Мирного, где прибрежье изобилует мелководьями, айсбергами и островами, а край ледника опирается на торчащие из воды скалы, волнение хоть и внушительно, но не так яростно, как у Дружной. Обломки айсбергов, выброшенные, как из катапульты, гребнями волн, усеивают террасы скал и край ледника, если он достаточно низок, хаотичными живописными нагромождениями.

Как-то в апреле, после хорошего шторма, опрокинувшего на рейде Молодежной пару айсбергов и забросившего на склоны мыса Гранат несколько их обломков, мы совершали обход побережья от бухты Возрождения до бухты Заря, подыскивая место для установки самописца уровня моря. Наше внимание привлек необычный гейзер, вздымавшийся на высоту до трех метров на самом краю ледникового барьера. С интервалом в 10-15 секунд в ритм набегающим волнам, всхлипывая и завывая, из отверстия диаметром около 20 см устремлялась к небесам смесь из соленой водяной пыли и обломков льда. Оказалось, океан выдолбил в крае ледяного барьера от уреза воды до верхней поверхности ледника сквозной канал, который и порождал этот необычный гейзер.