Александр Козловский - Вокруг только лед

Судно тихо досматривало утренние сны. Еще наполненный ими гидролог поднялся в рубку. Капитан сунул ему в руки бинокль.

– Норвегия, по идее, там. На, посмотри, не разглядишь ли ты где-нибудь в том направлении берег.

Над айсбергами низкая облачность. За их частоколом горбится что-то: то ли айсберг, то ли склон купола… Ага, вон темные тени на белесом фоне. Или тени от облаков на склоне, или трещины… И вон сквозь айсберги купол высвечивает при появившемся солнце.

– Если берег и есть поблизости, то только там. Вот, пока солнце светит, смотрите.

– Так, ну допустим, похоже. И похоже, что его просто из-за этого изобилия айсбергов локатор не видит. А теперь, скажи-ка, это на что похоже?

И Матусевич разворачивает эхограмму.

– Это похоже на слой скачка. Либо на скопление внутриводного льда, что в принципе то же самое. Это здесь бывает. Особенно весной, и летом.

И гидролог сделал небольшой экскурс в причуды прибрежной антарктической гидрологии.

– Тогда вперед и с песней.

Так начался тот день, с обстановки несколько загадочной, но вполне терпимой. После завтрака Гарик Грикуров связался с англичанами. Начальником станции Халли оказался его старый знакомый – они вместе зимовали на другой английской станции, Стонингтон-Айленд. Результатом полуторачасовой беседы по радиотелефону помимо взаимных приятных воспоминаний из серии «а помнишь…» оказались составленное по спутниковым данным сообщение о ледовой обстановке в море Уэдделла, переданное со станции Мак-Мёрдо, и приглашение посетить Халли как можно скорее.

Полынья у мыса Норвегия и западнее его была видна теперь и с судна – покрытая ниласом, она матово отсвечивала в сгущающихся сумерках, змеилась меж айсбергами и терялась где-то далеко впереди за одним из них. Тут-то нас и поджидал неприятный сюрприз. Мы вошли в проход шириною миль десять между берегом и айсбергом. Айсберг этот в общем не вызывал у нас особых подозрений, разве только по локатору было видно, что он тянется вперед миль на пятнадцать. Да и то сомнение было; возможно, это не один айсберг, а гряда их, сидящая на банке – изображение на экране было местами прерывистое. Но начался довольно сильный восточный ветер – в корму нам, который стал тащить вдогонку за «Капитаном Марковым» дрейфующий лед из-за мыса Норвегия и все эти обширные ниласовые поля, так успешно взрезанные нами пару часов назад. Проход, которым мы шли, медленно, но неотвратимо сужался, и, когда его ширина уменьшилась до шести миль, мы уперлись в кромку очень сплоченного льда, остановившего наше продвижение: обломки полей однолетнего льда с вкраплением обломков многолетнего припая, сильно заснеженного и всторошенного. Ткнулись в одном месте, ткнулись в другом, и тут, подгоняемый восточным ветром, нас закупорил лед, дрейфовавший вслед за нами.

Сжатие было вполне достаточным, чтобы лишить нас хода. Решив, что утро вечера мудренее – да и выхода у нас не было, – мы, несколько обеспокоенные, разошлись спать. Ночью восточный ветер не прекращался, и утром за кормой у себя чистой воды мы не обнаружили. Более того, дрейф за ночь составил полторы мили, и нас протащило еще дальше в глубь этого чертова прохода мили на полторы. Он явно сужался. И это нам совсем не нравилось. Что творится там, впереди, не было видно: несколько небольших айсбергов милях в пяти от нас перегораживали нам путь. Значит, исходя из того, что дрейф за сутки будет составлять две мили, мы начнем их таранить дня через три. Заманчивая перспектива.

Грикуров, осмотрев окрестности и карту, вообще усомнился в том, что впереди имеется проход между берегом и айсбергом.

– Это не пролив. А длинная, узкая бухта. Посмотри на карту. Таких здесь сколько угодно.

– Да нет, Гарик. Эти щели от силы две-три мили в длину. Ведь здесь и плавали до нас: смотри, и вдоль берега, и мористее, очевидно, за этим айсбергом, который скорее всего сидит на грунте, отметки глубин есть.

– Полезли на мачту. Оттуда наверняка увидишь, что это бухта и прохода впереди нет. И нас этим ледовым прессом загоняет в угол. Ставлю коньяк. Идет?

Полезли. Пейзаж был величественный, но в общем знакомый по предыдущим экспедициям. Конца-края ни айсбергу, ни льдам не видать. Пока ничья.

К обеду ветер стих, швы торосов стали опадать, и Матусевич попробовал пошевелить судно. Тщетно. Вечером опять задуло с востока и за ночь мы продрейфовали еще восемь кабельтовых.

Утром собрались у капитана.

– Вот что, ребята. Из этой щели мы, разумеется, вылезем. Но кончаем шутки шутить. Спутники, они, конечно, правду говорят, но у нас есть вертолет, а с него все же лучше видно. Вот и вертолетчики рвутся летать. Как, Гарик, считаешь?

– Григорий Соломонович, я же с полдороги говорил, что уж коль есть вертолеты, да еще и вертолетную площадку сделали, нужно начать с того, что найти хороший припай или поле, пришвартоваться, собрать вертолет, посадить на него гидролога и пускай дорогу ищет.

На третий день вместе с отливным течением Матусевич поймал разрежение во льдах, и мы зашевелились. Но дело шло туго. Поля ниласа превратились в ледяную кашу, напрессованную ветром в вязкую трехметровую толщу. Судно упиралось в нее, как в подушку, и вперед почти не шло. Дрожала палуба, у форштевня, поднимаясь к якорным клюзам, ползла вверх громадная подушка ледяного массива. Все 6500 лошадиных сил гасли в нем безнадежно.

– Ладно. Тут вы, антарктические волки, говорили мне, что в этих краях все наоборот. Придется вам поверить. Как, «дед», считаешь, поломаем мы винт об эти обломки многолетнего припая, что в этой каше попадаются?

– Да что вы, Григорий Соломонович, вы же сами знаете – в практике наших арктических плаваний таких случаев не было. А там все-таки лед посерьезнее.

– Ну, раз главмех одобряет, пошли кормой вперед.

Несколько раз судно бросало в дрожь. Капитан и «дед» свешивались через крыло мостика, провожали взглядом глыбищу льда, окровавленную суриком и с бороздами от лопастей винта – будто гигантской фрезой прошлись. Около двух миль мы двигались «наоборот», пока не миновали это безнадежное ледяное болото, не желавшее выпускать нас, и к ночи уже «по-человечески» подошли к полоске многолетнего припая. Выходить на лед и определять его толщину и прочность не было необходимости – здесь мог разместиться аэродром средних размеров со всеми его вспомогательными службами и запасом горючего.

Выгрузить вертолет было, как говорится, минутным делом. Да и сборка его была несложна; навесить пять лопастей да еще на час-полтора работы по мелочам, и можно опробовать двигатели. Несмотря на глубокую, по времени, ночь, помощников и зрителей было хоть отбавляй. Низкое солнце едва успело завалиться за купол мыса Норвегия. Глубокие сине-фиолетовые тени укрывали подножия айсбергов, а их вершины и склоны ледников, спускавшихся в бухту, мягко отсвечивали пурпурно-розовыми тонами. В отдалении, у самого ледяного обрыва, дремала колония императорских пингвинов. Движения в ней не было заметно, лишь две-три одинокие птицы понуро стояли у самой воды. Время от времени они переминались с ноги на ногу, проснувшись, вытягивали шею, не поворачивая туловища, озирались вокруг и снова замирали в дремоте. Штиль. Ясное небо. Антарктическая идиллия.