Чекисты на скамье подсудимых. Сборник статей

Новую, особенно интересную перспективу открывают показания и заявления «карателей», сделанные в условиях континуума власти одного центра, но с режимом функционирования, который изменялся под воздействием политической конъюнктуры. Другими словами: советской спецификой является то, что политика, обозначенная в источниках как «наказание нарушений социалистической законности», фактически означала, что режим критиковал в 1938–1941 гг. те действия, которые он незадолго до этого не только допустил, но и ожидал от своих институций и кадров, хотя никогда не требовал их expressis verbis [60] С полной ясностью, совершенно четко, «открытым текстом». . «Карателей» сначала подтолкнули к сознательному нарушению действующих законов, а затем за это и осудили.

Что же касается мотивов осуждения «карателей» в 19381941 гг., то исследователи, как правило, исходили из того, что эти процессы имели исключительно инструментальные цели, а именно — остановить массовые репрессии, произвести смену кадров, решить проблему кланов в НКВД, вернуть карательные органы в рамки прежних полномочии и найти «козлов отпущения». В дополнение к этому нами выдвигается тезис, согласно которому речь шла о типично сталинской рационализации террора (ключевое слово здесь «эксцессы»). Этот недвусмысленный сигнал был адресован государственному аппарату, в то время как обвинение в заговоре в НКВД, сыгравшее решающую роль в смещении Ежова, уже не было больше востребовано. Ключевую роль здесь сыграла практика строгой конспирации или полузакрытого [61] «Полузакрытый» означает, что небольшое количество процессов протекало с участием приглашенной публики из числа партийно-государственных функционеров, а на собраниях сотрудников НКВД присутствовало большое количество чекистов и ведущих представителей партии и государственной прокуратуры. проведения процессов над «перегибщиками», которая также должна выступить предметом анализа.

Новым является также намерение рассмотреть роль прокуратуры в ходе расследования дел «нарушителей социалистической законности» не только как рычага в руках политического руководства для проведения мероприятий по обеспечению сохранности власти (подтверждение легитимности коммунистического руководства в условиях имевшего место массового нарушения существующего законодательства). Источники указывают на то, что прокуратура, по меньшей мере в процессе следствия, действительно была заинтересована в эффективном расследовании преступлений и, соответственно, случаев нарушения законности. При этом прокуратура могла демонстрировать определенную объективность, поскольку на пике массового террора она играла только подчиненную роль. Таким образом, речь идет о выстраивании контрапункта в отношении исключительно политической трактовки прокурорского следствия и судебных процессов, царящей в историографии.

Итак, новым в заявленном исследовании следует считать источниковую базу, а инновацией — изменение исследовательской перспективы, нацеленной на создание дифференцированного образа сотрудника карательных органов СССР.

Изучение сотрудников карательных органов осуществлялось с помощью специфического вида источников, а именно материалов следствия и судебных процессов в отношении «карателей». Главными среди материалов являются документы следствия и судебных процессов «малой бериевской оттепели» [62] Обозначение периода между завершением Большого террора и началом Великой Отечественной войны как «малой бериевской оттепели» вое-ходит к историку П. Хински. См. Chinsky Р. Micro-histoire de la Grande Ter-геиг. La fabrique de culpabilit6 к Гёге stalinienne. - Paris, 2005. В свою очередь российский историк Борис Старков уже давно открыл «либерального Берию», «либеральность» которого, помимо событий 1953 г., определялась чистками НКВД в 1939–1941 гг. 1938–1941 гг. на Украине. После допросов и следствия многие из чекистов — точное число неизвестно — были выведены в качестве обвиняемых на судебные процессы, которые продолжались в основном до нападения Германии на СССР в 1941 г. Короткий промежуток, разделявший время Большого террора и начало процессов, несомненно, предопределил специфическое качество материалов следствия.

Свое историческое измерение исследование приобретает за счет двойного сравнения. С одной стороны, ключевые материалы «малой бериевской оттепели» сравнивались с материалами «нормальных» процессов времен «большой чистки» 1936 — лета 1938 гг. в отношении сотрудников госбезопасности, обвиненных в заговоре в НКВД, с другой стороны, для сравнения были привлечены материалы процессов над «карателями» времен десталинизации.

Ретроспективный взгляд на 1936 — лето 1938 гг. означает сравнение с кампанией «корчевания троцкистского и бухаринского заговоров в НКВД», в первую очередь — на Украине. Именно потому, что в данном случае обвинение в «нарушении социалистаческой законности» почти не играло роли, документы этой кампании дают возможность выявить различия и конъюнктуру обращения с органами госбезопасности и милицией при одном и том же политическом режиме и сфокусировать внимание на непосредственном историческом контексте. Такое внезапное, на первый взгляд фундаментальное, изменение «содержания» обвинения до сего момента не являлось объектом исследования.

Но материалы процессов времен «малой бериевской оттепели» не были для нас единственным источником. Они дополнились стенограммами протоколов внутренних собраний сотрудников НКВД 1939–1941 гг., темой которых также выступал вопрос «нарушения социалистической законности». Это же справедливо в отношении материалов 1-го спецотдела государственной прокуратуры Украины, занимавшегося расследованием «нарушений соцзаконности». Что касается личных дел «карателей» (госбезопасность и милиция), то они «закрывают» собой весь временной промежуток 1936–1941 гг.

Когда речь заходит о сравнении «малой бериевской оттепели» с десталинизацией, мы привлекали материалы процессов, которые были проведены в 1954–1961 гг. в Грузинской ССР в отношении сотрудников НКВД, обвиненных в нарушении «социалистической законности» в годы Большого террора. Особенность Грузии заключалась в том, что на фоне смещения и казни Л.П. Берии в республике состоялось большое количество процессов, в том числе в 1955 г. в Тбилиси был организован полузакрытый процесс под председательством генерального прокурора СССР Р.А. Руденко. Методологически на первом месте здесь стоит выявление различия и схожести этих процессов с процессами 19381941 гг.

Что касается изучения реакции тайной полиции на проводимые прокуратурой расследования, то в нашем распоряжении имеется обширная переписка и директивы московского руководства НКВД/КГБ. Эти документы позволяют подвергнуть более тщательному исследованию реакцию органов госбезопасности и выявить намерения политического руководства страны.