Марина Цветаева - Марина Цветаева. Письма 1924-1927

17-го ноября 1924 г.

Письмо задержалось. Высылаю его завтра, вместе с деньгами. Дорогая Ольга Елисеевна (получила Ваше письмо к С<���ереже>) — зачем Вы уехали?! Ссуду можно было бы отстоять — хотя бы в половинном размере. Был бы прецедент. — Я в ужасе от Вашей жизни и жизни Ади. Адя вырастет озлобленной, помяните мое слово. Если бы я умирала, я, раздаривая свои дары, завещала бы ей — высокомерие к людям, уже готовое, без предыдущего этапа ненависти. Ненавидеть людей она будет не меньше, чем я, помяните мое слово, она уже и сейчас объелась людскими низостями. Жить среди благоденствующих низших — самоотравление. Мне жаль Адю. Это — характер. В ее глазах — суд. В подростке это — жестоко.

Достаньте ей где-нибудь «Le Rêve» Zola {32} , она мне чем-то напоминает героиню. Перечтите и Вы — хотя у Вас времени нет — ну, пусть она Вам расскажет. Сновиде́нная книга.

Когда буду Вам пересылать остающиеся 100 <���крон>, пришлю немного больше — хочу подарить Але на Рождество (а у нас и других разговоров нет, ибо Аля слишком умна, чтобы жить настоящим, т.е. печкой и тряпками!) «Les nouveaux contes de fée» Mme de Ségur (Bibliothèque Rose) {33} — в Праге их нет — чудные сказки, одна из любимых книг моего детства. Адя, кажется, читала. Там все принцы и принцессы, превращенные в зверей. А то мы с Алей ежедневно читаем le chanoine Schmidt {34} [135]— чудовище добродетели — 190 сказок, негодяй, написал. Я заметно глупею.

Сережин журнал вышел, — по-моему, хорошо — «Своими путями» [136]. — Громить будут и правые и левые.

Впервые — НП . С. 82–88. СС-6 . С. 687–690. Печ. по СС-6 .

Вшеноры, 25-го ноября 1924 г.

Дорогая Ольга Елисеевна,

Что же не шлете прошения и доверенности? Чириков обещал похлопотать о декабрьской ссуде, но, если прошения уже будут поданы в министерство, это не поможет [137].

Кстати, адр<���ес> Людмилы [138]:

Malakoff (Seine)

Rue Jean-Jacques Rousseau I

Madame Chnitnikova

(Шнитникова, Людм<���ила> Eвг<���еньевна>)

О моей жизни. Вся она сводится к нескольким (количественно — очень многочисленным) механическим движениям. Мыканье между пятью-шестью неодушевленными, но мстительными предметами — не маята маятника, ибо я не предмет, а нечто резко-одушевленное, именно — мыканье, тыканье чего-то большого и громоздкого (вспомните стихи Бодлера — о пингвине — нелепом на суше), в быту неорганизованного, между острыми, несмотря на их тупость, а м<���ожет> б<���ыть> именно тупостью своей, острыми, мелочами быта [139].

Жизнь, что́ я видела от нее, кроме помоев и помоек, и как я, будучи в здравом уме, могу ее любить?! Ведь мое существование ничуть не отличается от существования моей хозяйки, с той только разницей, что у нее твердый кров, твердый хлеб, твердый уголь, а у меня все это — в воздухе.

Мы кругом в долгах (Вам верну), пришлось из текущего иждивения купить теплые башмаки (135 кр<���он>) и перчатки (35) и чулки (35) — (отмораживаюсь) — и вот уже 25-го сегодняшнего ноября ничего в наличности, даже эта марка в долг. «Дни» после моей вежливой перепалки с Зензиновым [140](платил 50 гелл<���еров> строка, я добилась 1.50) моих последних стихов не поместили, — сочувствую, — раз другой за 50, зачем же меня за 1 кр<���ону> 50? Все всегда правы.

С<���ережа> завален делами, явно добрыми, т.е. бессеребренными: кроме редактирования журнала [141](выслан, — получили ли?) прибавилась еще работа в правлении нашего союза («ученых и журналистов»), куда он подал прошение о зачислении его в члены [142]. Не только зачислили, но тут же выбрали в правление, а сейчас нагружают на него еще и казначейство. Ничуть не дивлюсь, — даровые руки всегда приятны, — и худшие, чем Сережины! А кроме вышеназванного университетская работа, лютая в этом году, необходимость не-сегодня-завтра приступать к докторскому сочинению, все эти концы из Вшенор на Смихов и от станции на станцию, — никогда не возвращается раньше 10 веч<���ера> (уезжает он поездом в 8 ч<���асов> 30), а часто и в 1 ч<���ас> ночи. Следовало бы поделить наши жизни: ему половину моего «дома», мне — его «мира» (в обоих случаях — тройные кавычки!).

М<���арк> Л<���ьвович> о месте замолчал, вообще замолчал, на торжественном собрании нашего союза (выборы председателя и всего состава правления) отсутствовал, кто-то потом рассказывал: «уехал освежиться на 5 дней». Есть разные помойки: предпочитаю свою, внешнюю ! На людях я его всегда защищаю и отношусь к нему с добротой, но есть что-то в этой доброте от моей высокой меры, а м<���ожет> б<���ыть> — просто от презрения. Мое отношение к нему — мое отношение к еврейству вообще: тяготение и презрение. Мне ни один еврей даром не сходил! [143](NB! А ведь их мно-ого!).

Завадский («мой» Завадский) из председателей ушел, выбрали при моем живейшем соучастии В.Ф. Булгакова [144]. Он сиял красным, как пион. Седые волосы над младенчески-розовым лбом лоснились. М<���ожет> б<���ыть> — двинет сборник? Рукописей — чудовищная толща, сколько грядущих мстителей! Были бы здесь, рассказала бы в жестах и в лицах, много смешного, но так, в отдалении, теряет остроту. Дала в сборник «Поэму Конца» — ту, над обрывом, от к<���отор>ой у Вас разболелась голова — сосны и акации, помните? — очень бы хотелось именно здесь, в Праге, но… если дадут меньше кроны строка (je baisse à vue de l'oeil!) {35} придется изъять.

Да, на каком-то вечере в Ч<���ешско>-Р<���усской> Едноте (была второй раз за два года) видела Р<���одзевича>. Сидели за столиком с Б<���улгако>вой. Прислонили для приличия два стула, якобы ожидая еще пару, к<���отор>ая, разумеется, не явилась. В один из перерывов подошел (Б<���улгак>ова, по обыкновению, «va faive un petit tour pour me faire plaisir» {36} — и Р<���одзевич>, не рассчитывая на ее быстроту, не боялся). Мы стояли с Ал<���ександрой> Зах<���аровной> [145]— она в голубой шали, я — в голубой шали, она — из деревни, я — из деревни… Истово поцеловал руку, и я, задерживая его — в своей: «Р<���одзевич>! Да у Вас женские часы!» — «Даже девические». — «Ну, девические — это никогда не точно!» Улыбнулся своей негодной улыбкой (с Б<���улгако>вой от такой быстроты отвык) — и, естественно, ничего не нашел в ответ. (Б<���улгако>ва, получив от своего и всех православных, — отца [146] 400 кр<���он> на рождение, купила вместо одних, — двое часов, и те и другие — женские: одни себе на правую, другие Р<���одзевичу> на правую: того же вида, качества и размера, чтобы если и будут врать, врали одинаково. А собственного и всех православных, — отца оболгала, сказав, что часы стоят 400 кр<���он>. Рассказывала мне это еще летом, заменив часы Р<���одзеви>чу какой-то другой необходимостью). Постояли — разошлись. Постояли и с возвратившейся из турне Б<���улгаковой>. — Как все просто, и если бы заранее знать! — Со мной всегда так расставались, кроме Б<���ориса> П<���астернака>, с к<���отор>ым встреча и, следовательно, расставание — еще впереди.