Ленина Кайбышева - После Чернобыля

По-моему же, главная ценность — все-таки люди, притом единомышленники; общий моральный климат коллектива создают, тем не менее, конкретные организаторы.

Вот что говорил мне когда-то самый талантливый и умелый руководитель в крупномасштабном отечественном энергостроительстве Р.Г. Хенох: “Иногда думают, что достаточно во главе стройки поставить квалифицированного специалиста — и дело пойдет. Это неверно, успех составляется из участия каждого инженера, прораба, рабочего. Но при этом, конечно, должна быть продумана и отработана вся система управления”. Именно таковы были предпосылки успеха “Гидроспецстроя” в Чернобыле.

Штаб “Гидроспецстроя” работал круглосуточно и четко, информация была поставлена отлично. Оперативные совещания по несколько раз в день проводили Дмитриев, Розин, Башмаков, Судный, Кафанов или кто-то другой, но чаше Розин. Работа шла целенаправленно, конкретно, буквально за минуты. Последняя в день оперативка, итоговая, проходила поздно вечером.

“Не помню ни одного случая, чтобы на каком-то участке не пополнялись задания штаба “Гидроспецстроя” или штаба Минэнерго”, — подчеркивает заместитель начальника Днепровского управления Ф.Г. Халиулин. “Я работал в Чернобыле 40 может быть самых напряженных дней мая и июня — и ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из наших людей, руководителей или рабочих канючил или жаловался на жизнь”, — мнение директора Гидроспецпроекта А.М. Мариничева.

Ежедневно, не менее раза в смену на стройплощадку приезжал замминистра Ю.Н. Корсун. Интересовался, как идут дела, и каждый раз напоминал о чрезвычайной важности ускорения работ и об уважительном отношении к радиации.

На мой дежурный вопрос о том, что именно произвело наибольшее впечатление в зоне, заместитель начальника технического отдела Михайлов ответил сразу: “Система снабжения”. “Казалось бы, мелочь: я мог на дороге остановить любую машину и попросить помочь заправиться — никто не отказывал, отливали топливо”. Подтверждает и ветеран Чернобыля главный механик ВПСМО М.П. Дружинин: в таких ситуациях самое важное — организация и снабжение. Оперативный отдел объединения по снабжению и быту при штабе возглавил А.С. Канунников. Вскоре он стал помощником у Ю.Н. Корсуна и проработал в Чернобыле до конца декабря. То, что в мирных условиях представляло проблему на месяцы, там решалось за день, притом нередко без предварительного оформления.

Разместились сначала на базе судоремонтного завода, но она вскоре оказалась тесна, пришлось на острове открыть базу рыбинспекции и часть людей разместить там. Туда же завезли необходимые станки (для рубки и гибки металла, сварочные и т. д.) для подготовки арматуры.

— А я вспоминаю этот период как кошмар, — впечатления Н.И. Рогатого. — Народу прибывало много. И каждого надо было куда-то определить. А определять-то некуда: вагончики, все стационарные помещения наши забиты полностью. В первые дни в самом Чернобыле постельных принадлежностей, матрацев, раскладушек, кроватей, одежды — ничего этого не было, а люди приезжали сотнями в Чернобыль и в Вышгород. Мы все это приобретали в магазинах, помогал Вышгородский райисполком. Дозиметры приобретены через штаб Гражданской обороны, и то в очень ограниченном количестве — это в первые-первые, самые “грязные” дни. Хотели воспользоваться запасом Гражданской обороны, но она оказалась абсолютно не подготовленной к работе в экстремальных условиях: на складах оказалось немногое из необходимого, да и то залежалое, в неприглядном состоянии.

— В мои функции входило одеть, накормить, уложить спать и обеспечить строителей материально-техническим сырьем: трубами, металлом, бетоном, цементом, свинцом, одеждой и т. п. Каждые три часа мы меняли людям спецовку — она оказывалась радиоактивно грязной. Госснаб Украины работал очень четко. Но ведь все необходимое требовалось немедленно, и в фантастических количествах, — рассказывает заместитель начальника “Энерговысотспецстроя” А.М. Лейдер.

И руководители и исполнители работ подвергались очень большому радиационному воздействию. Поскольку индивидуальных дозиметров в объединении почти не было (да и для чего они в мирное время?), заранее ознакомившись с площадкой, В.М. Башмаков сам провел своих рабочих по относительно безопасному коридору от входа в административно-бытовой корпус до места работ и при этом популярно объяснил, что шаг влево, шаг вправо от этого коридора — смерть. Если хотят жить и здоровыми приехать домой — должны соблюдать это правило. Рабочие попросили дать им дозиметры. Договорились, что получат один на десятерых, и по его показаниям дозы будут записываться остальным. Начальники управлений Башмаков, Неучев, Дзибура, Мартыненко, Куренной даже по официальным справкам получили до 20 бэр каждый, однако реальные дозы мая и первой половины июня были существенно выше.

Со временем появился “свой” дозконтроль: его осуществляли военизированные горноспасательные части “Гидроспецстроя”. Но, как и во всей 30-километровой зоне того периода, эти дозиметристы были в состоянии лишь определить общий радиационный фон на площадке перед началом конкретной работы.

Радиационная обстановка повсюду была очень неоднородной. Она могла существенно различаться и на расстоянии в метр, в зависимости от количества пыли и радиоактивных обломков. Здесь дирижером был ветер. Поэтому строители показывали, где они будут работать, где пройдут трубы и т.д., а дозиметристы размечали свои вешки с указанием даты и уровня фона. Одна вешка на стене домика-укрытия около насоса. Следующая — через 30 метров на столбике, последняя — на стене III энергоблока. Еще 4 отметки были на расстоянии 160 метров от этого здания. Ежедневно дозиметристы вновь измеряли на площадке радиоактивный фон, чтобы убедиться в его относительном постоянстве (действительно, постепенно он становился стабильным). Зная уровень фона и время пребывания на площадке, можно было и без индивидуальных дозиметров приблизительно вычислить свою персональную дозу. Это называлось “по маршрутам”. У руководителей “Гидроспецстроя” было пять хороших дозиметров типа ДП-503. На первых порах у рабочих в опасных зонах были личные дозиметры “карандаши”-накопители емкостью до 200 миллирентген, со шкалой. Их следовало ежедневно перезаряжать отчасти потому, что стрелка проходила всю шкалу. Официально же признавались только закрытые накопители-таблетки, которые полагалось сдавать в центральную лабораторию г. Чернобыля.

— Я был старшим группы из 6 человек, — вспоминает бетонщик-трубоклад В.Т. Видинеев. — “Карандаш” в кармане на груди с левой стороны, а накопитель-таблетка с правой. Каждые сутки в лаборатории г. Чернобыля таблетку расшифровывали, данные записывали в журнал и давали новую. Я только говорил, как пароли “6-28”, т.е. шестая книга, накопитель 28. Я, Короленко, Зорин, Пузачев, Рогожин по данным первого накопителя получили от 2,6 до 2,9 рентген, т.е. за два раза за два дня — более 5 рентген. Но когда я сдал IV накопитель и хотел узнать данные по III, то услышал что КГБ запретил сообщать эти данные, “чтобы люди не пугались”. Каждый из рабочих моей группы сдал по 16 накопителей (работали 18 дней, 2 ушло на организационные вопросы). Однако полученные нами дозы мы не знаем до сих пор.