Ленина Кайбышева - После Чернобыля

Теперь пришло время монтажа трубопроводов, которые будут работать под землей. На поверхности трубы собирали в плети и затаскивали в шахту.

Бригадиром на I этапе стал Ю.Н. Шабаев. Однако вскоре на собрании рабочие сместили Юрия Шабаева. Бригадир должен был помимо своей работы вести и всю документацию, в том числе отмечать в табеле часы фактической работы, ведь — это деньги. А главное, страдало самолюбие. По характеру он замкнут, не любит, когда спрашивают, что именно он там пишет.

Он был объективен. Но “тайны” нервировали.

Вернулся Шабаев из Чернобыля с орденом “Дружбы Народов”. “Хороший человек”, — так сегодня говорят о нем рабочие управления. По мнению многих, можно было наградить практически всех: понимали, что “мы — не в Ялте”.

Итак, произошел бунт “на корабле”, хотя и вполне спокойный. Тем не менее, выбрали Илюхина. “Швинги” и “Путцмайстеры" он обслуживал восемь лет, дело знает. По характеру Илюхин строг, но точен. Главное — окончив работу, каждый рабочий имел на руках свой табель, претензий никаких. Однажды поехали рабочие на базу Днепровского управления в Вышгород за расчетом (теперь оно служило базой всего объединения) и просидели там два дня. Постановление Совмина предписывало оплачивать в день три часа работы в особо опасной зоне — чтобы люди там не задерживались. А они в действительности работали дольше трех часов. Главбух этого не понял и уперся: “Платить буду за три часа и все!” Но он попал на Илюхина. Тот связался с Чернобылем, непосредственно с главным инженером объединения М.Н. Розиным и сказал, что если им объективно не оплатят работы, то они вернутся в Чернобыль и отправятся в Правительственную комиссию. Розин приехал в Вышгород на следующий день. Быстро разобрались, как же платить.

Илюхин с оператором бетононасосов, своим сменщиком и правой рукой П.Рябощуком сидели над душой у бухгалтера и промеряли каждую цифру по всей бригаде. “Петя — человек не унывающий, одессит, юмор у него льется через край. Шутки вылетают просто автоматически, и повторить их я не в состоянии. Словом, одессит. И очень хороший человек. Однако это делу — не помеха”,— Илюхин.

Строители по-свойски называли громоздкую железобетонную монолитную плиту плашкой. Поскольку шахтеры выбирали породу сразу на оба сектора — справа и слева от штольни, то на первом могли работать одновременно и те, кто укладывал арматуру, и те, кто затем укладывал трубы для охлаждения и обкладывал их графитом. А шахтеры в это время продолжали свое. И так — круглые сутки, по непрерывной цепочке шахтеры и энергостроители проходили сектор за сектором.

Выяснилось, что под четвертым блоком грунт все-таки прогревается до 50-70 °С. К этому добавим неимоверную тесноту, работу сварочных аппаратов и отсутствие вентиляции. Примерно через каждые 25-30 часов повторялись пусть небольшие, но выбросы из реактора. А для работающих в шахте и около нее это означало, но в реакторе произошел очередной микровзрыв. Это действовало на нервы. Реактор стал затихать только к концу 1987 г.

Энергетики и шахтеры работали по пояс голые, чуть ли не кипели. И хотя в шахте радиация почти сходила к нулю, да и работа в обычных условиях была бы не слишком тяжелой, но жара делала ее почти невыносимой. Нечем было дышать. Люди сменялись каждые 20 минут, дольше не выдерживали. А на улице у входа — фон 3-12 р/ч.

25 мая начался основной ратный труд — бетонирование подфундаментной плиты. Составили график работ. Работавшие на насосах разбились на группы. Предполагалось, что в “первой” зоне, то есть на станционной площадке, работа продолжается 3 часа в сутки. Но “первых номеров”— главных операторов бетононасосов — поначалу оказалось только 8 человек, больше не нашли. А агрегатов два. Экипаж бетононасоса — 3-4 человека: машинист, помощник и тот, кто принимает из миксеров бетон. Сама собой получилась двойная норма работ — и официально стали работать по 6 часов, так фиксировалось и в табеле. Но на деле выходило даже не по 6, а, случалось, и по 9 часов и больше. Этого требовала фактическая технология бетонирования: она должна быть непрерывной. К тому времени бетонные заводы в зоне еще не построили

К бетону подфундаментной плиты требования предъявлялись жесткие: он должен быть жаростойким и антикоррозионным При этом укладывать его следовало так, чтобы не было даже малейшей щели между вновь уложенным бетоном и бетоном существующего фундамента. Это усложняло процесс, так как требовало дополнительно, после уже выполненных бетонных работ вновь устанавливать трубопроводы и цементировать щели, неизбежно возникавшие после схватывания свежей бетонной смеси.

Сухую бетонную смесь делали под Киевом, в Вышгороде. Ее везли “чистыми” бетоновозами до с. Копачи, у крайнего дома, в километре от главного корпуса ЧАЭС был перегрузочный пункт, где смесь перегружали в радиоактивно загрязненные местные миксеры, добавляли туда воду согласно технологии и привозили на реактор. Бетон принимали круглые сутки. Его пластичность должна была соответствовать климатическим условиям и расстоянию до места укладки. А потом насосами качали на расстояние 300 м.

На конце бетонопровода в шахте был 6-метровый гибкий шланг. Когда кончалось бетонирование какого-то сектора, заполненный раствором шланг надо было перекидывать в следующий. Этот процесс занимал 20-25 минут. Гибкий конец был тяжел, Собирались втроем-вчетвером и под команду одного перетаскивали шланг. Чтобы из него после каждого этапа понапрасну не выливался бетон, хватали любую тряпку, которая оказывалась под рукой, и затыкали отверстие. Случалось, что это была майка, рубаха. Но об этом никто не задумывался.

Бетон приходил очень высокой марки — 400 и 500. И за минуты, что перекладывали шланг, он в трубах застывал. А иногда исходно он оказывался более густой, чем нужно. Для сооружения градирни или трубы он бы годился. Но температура в штольне в под реактором была высокой, и бетон нагревался и схватывался уже в момент, когда его начинали толкать насосом по бетоноводу. Потребовались время и опыт, чтобы рабочие научились до подачи в насос доводить раствор до нужной кондиции. Качество бетонной смеси было единственным больным местом — бетон подходил к зданию уже буквально горячим, успев нагреться в 30-градусную летнюю жару еще по дороге. Бетоноводы и на земле забивало, если работы прекращались по любой причине.

На поверхности земли трубы можно расстыковать в одном месте и выдавить бетон на землю. А в штреке выдавить некуда. Застывал же он обычно на выходе, то есть при заполненных трубах. Значит, в штреке надо весь трубопровод разобрать, вывезти на вагонетках или вынести на руках на поверхность и затем прочистить или выбросить трубы. Это происходило так часто, что, в конце концов, пришлось взамен утраченных использовать водопроводные трубы, оказавшиеся неподалеку. В очередной раз “запыжило” трубопровод. Находившиеся тут же начальник объединения Дмитриев и начальник его управления Брудный надели рукавицы и вместе с рабочими потащили тяжеленную трубу.