Дмитрий Несветов - Кончина СССР. Что это было?

От историков нельзя узнать по-настоящему важного: почему греки победили персов, а американцы – англичан? Почему пала Римская или, если на то пошло, советская империя?.. Очевидцы еще хуже. Я сам был таким, когда на исходе 1991-го приехал в Москву, чтобы проводить СССР. На Красной площади не было ни одной души, даже милиционерской. В столь же пустом небе тихо и быстро опустился красный флаг над Кремлем и тут же поднялся новый, трехцветный. Кажется, что, кроме меня, никто и не заметил, что Третий Рим закрылся. Не дождавшись крещендо, я пошел греться откровенно зеленой водкой из тархуна, которой угощали гостей оголодавшие в ту жуткую зиму хозяева.

Геополитические оценки и геополитические последствия – все это будет потом. Но тогда, в Вискулях, в декабре, в те тревожные, нервные и судьбоносные дни и часы хорошо ли вы, высшее российское руководство, представляли себе, что дальше?

Ведь именно вы, Геннадий Эдуардович Бурбулис, и никто другой – тот самый человек, который убедил первого президента России в том, чтобы команда экономических реформ, в сущности теоретики, стала в начале 1992 года первым самостоятельным Правительством России. Именно вами для этой незавидной роли была предложена команда Гайдара. Та самая, которой потом и достались все шишки, все обвинения – исторические, политические, моральные, всякие… Но сейчас не об этом. Речь о другом. Представляли ли вы себе тогда, 8 декабря, что вам предстоит сделать, какого колоссального масштаба дела и задачи стоят перед вами, какой объем работы надо перелопатить? И все это немедленно, безотлагательно, пожарно… Потому что – экономический коллапс, острый дефицит товарной массы, сумасшедший (под 2 триллиона рублей) ничем не обеспеченный денежный навес… Что делать с силовыми структурами, армией и ядерным оружием? Что делать с советскими органами власти? С долгами СССР? С политическим признанием и международным статусом новой страны?

От попытки представить, что вам предстояло сделать, голова идет вскачь и вразнос… И это при том, что органов государственного управления новорожденной страны толком еще не было – их только предстояло сформировать. Представляли вы себе все это или нет? И до какой степени ваши представления оказались адекватными и оправданными?

Мы представляли прежде всего колоссальную ответственность за наши дальнейшие действия. Но она базировалась уже на достаточно четко продуманной программе, концепции, стратегии. Если хотите, беда распада Советской империи и как бы счастье логики этого распада заключались в том, что мы уже после августа не имели никаких иллюзий. Поэтому была поставлена задача выработки программы чрезвычайных экономических реформ. Поэтому в начале октября я выступал перед депутатами Верховного Совета и говорил о том, что Россия может и должна стать правопреемником Советского Союза по всем международным обязательствам, прежде всего в сфере контроля за ядерным оружием, и реализовать программу экономических и демократических реформ.

15 ноября на первом заседании Правительства реформ, которое возглавил президент Ельцин, было принято 10 указов, по сути своей опять же вынужденных, но в высшей степени необходимых. И со 2 января мы эту работу уже начали.

Поэтому мы готовыми приехали в Беловежскую Пущу… Кстати, 7 декабря Ельцин объяснял Верховному Совету Белоруссии, как можно и как было бы правильно нам вместе проводить эти реформы. Мы приехали, в принципе, с достаточно четким пониманием масштаба проблем и глубины тех вызовов, которые нам оставила в наследство советская система. И, если угодно, мы там хотели свой профессионализм, свою компетентность, государственную волю, а может быть, и свою моральную ответственность продемонстрировать и доказать.

И вот Беловежские соглашения – точная даже в нюансах формулировка всех 14 статей этого двухстраничного документа, который изменил мировую историю и предложил всему мировому сообществу новую картину мира. И не было еще такого, чтобы империя распадалась мирно, чтобы ядерная держава добровольно отказывалась от своего статуса. Казахстан, Украина и Белоруссия – все имели ядерные силы, а Белоруссия и Украина были самыми насыщенными держателями боеголовок в силу геополитической стратегии Советского Союза. И мы создали мировой прецедент, который недооценен.

Сегодня ядерным оружием в мире шантажируют, спекулируют, вокруг него идет бесконечная борьба, а мы впервые сделали обратный ход. Это была конверсия мышления, это, если хотите, призыв Михаила Сергеевича к новому политическому мышлению, реализованный нами в полной мере. И снова можно сказать, что мы были вместе с Горбачевым в эти часы и дни.

Наконец, то, что, мне кажется, недопонято сегодня даже специалистами. В декабре 1991-го была завершена мировая холодная война, которую Черчилль объявил в марте 1946 года в присутствии президента Трумэна и сформулировал идею «железного занавеса» перед планетарной угрозой (ее он, как выдающийся политик, усматривал в лице СССР) [111]. Мы ее прекратили, мы ее закончили. И когда нам Запад говорит: «Мы победили в холодной войне», – это глубочайшее непонимание сути исторического процесса, потому что в холодной войне нет победителя (и та, и другая сторона получает новые возможности), нет в ней и проигравшего.

Ну и наконец, может быть, самое серьезное: мы предотвратили гражданскую войну. Югославский вариант показал, что угроза эта существовала, и никто не сможет сегодня аргументированно, последовательно и добросовестно меня в этом разубедить. Я счастлив, что не пришлось это выяснять практически, но когда-то справедливость этой исторической памяти должна восторжествовать.

А как мир, международное сообщество отнеслись к известию о подписании Беловежских соглашений? По горячим-то следам? Чего в самых первых реакциях было больше: восторга, испуга, понимания, недоумения, растерянности? Вы помните те первые оценки?

12 декабря я был в Париже в Елисейском дворце. Мы разъехались по ведущим странам мира с меморандумом президента Ельцина, разъясняющим главам ведущих государств суть нашей стратегии. Президент Франсуа Миттеран [112], человек с колоссальным опытом мирового политика, глядя мне в глаза, признался: «Вы знаете, мы представить не могли, что может быть найдено такое решение. Мы этого не ожидали. И, понимая всю его ответственность, всю его сложность, мы, конечно же, заинтересованы в том, чтобы у вас все получилось. И будем всячески в этом вас поддерживать и помогать».

Ну и последнее про Беловежские соглашения. Их текст формулирует ту систему ценностей, те нормы и те правила, которые открывали стратегию демократического становления новых независимых государств. И есть даже такая красивая параллель: если после Второй мировой войны, как Егор Гайдар вспоминает в своих блестящих работах об опыте распада…