Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

— Советую добираться до Циммермановки, оттуда позвоните в Киселевку и узнаете, где Окладников. Если его нет там — звоните в каждое село по цепочке. Добираться будете тогда теплоходом.

Но вот глиссер у берега. Долю минуты мотор работает на малых оборотах, потом, вздрогнув, останавливается. Водитель, не выходя из кабины, приветственно машет рукой.

— Наконец-то появились у меня шансы приступить к погоне за экспедицией, — с облегчением сказал я. — Для вас у меня нет слов благодарности, настолько велика ваша забота обо мне. Вы меня приютили, выручили... У вас большое сердце, доброе. Спасибо! — я протянул руку, а она положила на нее свою. — Еще раз спасибо вам, мисс Амурчанка...

До Циммермановки глиссер прямо-таки долетел, но этот путь надо было пережить всем своим существом. Было такое ощущение, словно меня с бесшабашной удалью прокатили по грандиозной стиральной доске.

Причалили у дебаркадера. Затекшие ноги едва удерживали обмякшее тело, тряслись руки... Ничего подобного, конечно, мне ранее испытывать не приходилось, и я с немалым удивлением спросил водителя:

— Миша, как ты только работаешь на этом полуреактивном драндулете?

— Кроме радикулита-с, ничего плохого не имеем, — широко улыбнувшись, ответил он, обхватил длинными красивыми пальцами спину, стал приседать. — Разминочка — лучший отдых для скрюченной радикулитом спины.

Распрощались мы с Михаилом тепло.

От дебаркадера я поднялся по лестнице на обрывистый берег. И сразу увидел солидных размеров село с ухоженными домами, которые с дебаркадера я не заметил из-за крутизны берега.

Без затруднения нашел почту, упросил телефонистку обзвонить цепочкой села вниз по Амуру и узнать, в каком из них находится экспедиция Окладникова. Скоро телефонистка радостно замахала мне рукой: «На линии Мариинское. Сейчас будет Окладников. Он в гостинице на дебаркадере».

Тут же я услышал голос Алексея Павловича: «Ожидайте в Циммермановке проходящего теплохода и езжайте до Мариинского. И не беспокойтесь, — успокаивал он, — мы вас подождем обязательно. Насколько мне известно, теплоход скоро прибудет к вам».

В томительном ожидании судна я отправился на берег. На дебаркадере рыбачили двое мальчишек и пожилой, с интеллигентной внешностью мужчина. Он то и дело вытаскивал на палубу трепещущих чебаков.

— Представляете, — сказал он, снимая с крючка очередного чебака, — это же мелкотня, а жареная она очень вкусна. Я тут вроде бы в отпуске. Надоело сидеть пенсионеру дома, вот и маханул за одиннадцать тысяч верст, как говорили в старину, край света посмотреть. Ехал специально поездом. Интересный, скажу вам, край! Просто удивительный! Перед отъездом рылся в справочниках, любопытствовал. И подумать только: один Ульчский район, куда относится Циммермановка, занимает территорию, равную Нидерландам, а площадь, покрытая лесами, равнозначна территории Бельгии. Фантастично!

— Ничего не скажешь, край велик, — не без гордости заметил я. — Только долго придется осваивать эти богатства. К нам с запада не очень-то рвутся. Сами посудите, — обратился я к мужчине, — на такой огромной территории проживает населения столько же, сколько, к примеру, в Ленинграде. Боятся, что лишний раз в театр не сбегают, считают, что опустошатся духовно, увянут...

— Бросьте вы сердиться на западников. Вопросы миграции населения не так уж и просты, как вам думается, — добродушно сказал он. — Со временем приток населения на Дальний Восток будет расти очень интенсивно. История не будет знать ничего подобного. Здесь нужна, мудрая политика, чтобы не причинить вреда в этом развивающемся экономическом регионе.

— Из каких мест сами-то? — не выдержал я.

— Из Подмосковья. Красногорск — слыхали? Как отвоевался, так с семьей и прижился там. До самой пенсии проработал на заводе. Младшему брату в подарок «Зенит» привез, пусть гостя из Америки фотографирует.

— Как это из Америки? — удивленно спросил я.

— Вы разве не знаете? В Циммермановку приезжает подданный США Вильям Циммерман, внук бывшего рыбопромышленника Циммермана, основавшего это село. В годы революции это семейство эмигрировало за границу. И вот семидесятилетний старикашка из Сан-Франциско решил навестить село, где прошло его детство.

С нескрываемым удивлением я посмотрел на мужчину. Он, насаживая на крючок червяка, сухо пояснил:

— Брат информировал. А жители, между прочим, готовы встретить заграничного гостя. Еще бы, добился визы в такую даль — на Амур.

— Неужели только к концу жизни понял: чужбина никогда не может заменить родину?

— Бог с ним. Понимать психологию таких людей отказываюсь, потому что не пойму. Их, кажется, всю жизнь должен точить червяк, — он равнодушно посмотрел на крючок, забросил удочку в воду, потом вдруг мрачно сказал: — Я бы так не смог и дня жить...

К вечеру теплоходом «Хабаров» я, наконец-то, прибыл в Мариинское. В гостинице на дебаркадере отыскал Алексея Павловича.

— Ну, вот и прекрасно. Как добрались? Впрочем, что я спрашиваю, известное дело — с приключениями. Пойдите, поужинайте в селе. Ребята наши уже в столовой. Вы их узнаете по энцефалиткам.

После ужина я вернулся в крошечный номер гостиницы к Алексею Павловичу, где, едва поместившись, стояли ребята в энцефалитках, которых в столовой я не нашел. Алексей Павлович тут же прекратил беседу с ними, мягко произнес:

— У нас пополнение. Прошу любить и жаловать, — потом поочередно представил каждого члена отряда и уже спешно закончил: — Ночевать прошу всех в катере. С утра, значит, отправляемся на Сучу. Отсыпайтесь хорошо — работы предстоит много.

Сучу — это живописный остров. Местные жители его называют еще Щучьим. Это тот самый остров, который сегодня упоминается практически в любой статье или монографий, касающейся каменного века в Приамурье. Сучу растянулся у берега Амура, напротив самого Мариинского. С виду остров немного диковат и даже таинствен.

В суровое время освоения приамурских земель на острове поселилась отважная сотня конных казаков. Образовав здесь станицу, они сохранили за ней название Сучу, данное в незапамятные времена коренными жителями ульчами.

Само Мариинское сегодня — большое село. Основано оно было как Мариинский пост в 1853 году на правом берегу озера Кизи при выходе из него в Амур. Участником Амурской экспедиции Г. И. Невельского мичманом Петровым около пяти часов вечера 10 августа было уложено несколько бревен будущей казармы. Несколько позже в двух рубленых казармах проживали матросы. К моменту второго сплава по Амуру с защитниками в посту насчитывалось более двух с половиной тысяч человек. Жил здесь и Г. И. Невельской со своей женой и ребенком в двух комнатках, отведенных специально для них.