Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

Рассказом Алексея Павловича наслаждались мы недолго. Скоро лихорадочно зашумела кипень деревьев, встревоженная сильными порывами ветра. И вот уже по листве редкой, сбивающейся с ритма дробью застучали капли дождя. С дороги столбом, словно испарина, поднялась ржавая пыль. Мы с Александром быстро уложили находки и бросились в катер. Не успели разместиться на подвесных кроватях, как хлынул ливень с разрывающими ударами перекатистого грома. Золотыми трещинами молния яростно крошила на куски серо-синее небо.

Алексей Павлович присел на раскладной стульчик и, чуть ссутулившись, торопливо принялся делать записи в тетради с черным переплетом.

В кубрике воцарилось молчание. Постель сыграла свое злое дело. Спал, прикрыв газетой лицо, заросшее окладистой русой бородой, Роменский. Ниже ярусом легко посапывал Тимохин. Одоленный дремотной неразберихой, я тоже вскоре заснул, постепенно удаляясь в полузагадочный мир, где начиналась неясная, смутная жизнь человека каменного века.

Реальность мира исчезла с необыкновенной легкостью, и скоро я наблюдал другую жизнь, которая была теперь создана моим сонным воображением. Потухшие пять тысячелетий назад костры теперь ожили, и заплясали в них яркие свирепые языки жаркого пламени. Я сидел на нагретых от костра нарах в просторном жилище рыболовов — землянке, заполненной тусклым светом вздрагивающих жирников. Вдруг я увидел гибкую фигуру Ани. Словно воздушное изваяние, она медленно прошла к костру, подогрела над пламенем огромный бубен и, резко отвернувшись от огня, прикрыла бубном нежное лицо. Потом она подняла руки над головой, с силой ударила ладонью в бубен и, слегка вытягивая ноги, пошла вокруг очага. Землянка до отказа наполнилась глухими ритмичными ударами бубна. Когда она в танце удалялась от костра, ее лицо, освещенное пламенем, становилось багровым. Постепенно движения Ани ускорились. Полы тщательно выделанного из рыбьей кожи халата, отороченные мехом горностая, распахнулись. Под ритм ритуально-разгульного танца вздрагивали ее груди, на запястье метался полированный нефритовый браслет. Но вот удары бубна начали стихать и она сбавила темп замысловатого танца, остановилась, вяло обронив бубен на земляной пол.

— Подъем! Дождь утих... — тормошил меня Александр Новак.

Мы высыпали на палубу. Дождь прекратился и по высвеженному ясному небу плелись куда-то на север редкие низкие облака. Воздух, насыщенный влагой и озоном, щекотал ноздри. Резко пахла свежим огурцом медуница. Из цветущих зарослей таволги неслось радостное пение.

— Находки надо бы завернуть и сделать надписи, — заметил Алексей Павлович. — Подождем, пока подсохнет, и продолжим раскопки.

С Александром мы нарезали стопку плотной почтовой бумаги и принялись заворачивать находки по методике, показанной Тимохиным, помечая упаковку надписью: «ДВ. Н. Амур. Сучу».

— Только подъемный материал, дорогие коллеги, — предупредил Алексей Павлович, — заверните отдельно, дабы не получилось путаницы с раскопочным. Обеспечить в полевых условиях сохранность археологических находок — такой же немаловажный момент, как и сам процесс раскопок, с тщательной фиксацией малейших особенностей памятника, рельефа местности. Ведь после возвращения экспедиций с поля предстоит еще кропотливая, монотонная работа в лабораториях. За всеми открытиями археологов стоит напряженный, систематический труд.

Далее нам предстояла шурфовка части западин, обнаруженных Алексеем Павловичем.

— Прихватите с собой полиэтиленовые мешочки и пинцет. Попробуем собрать древесный уголь на радиоуглеродный анализ. Пусть нам специалисты дадут возраст этих западин.

Брошенная фраза меня тогда насторожила. Непонятно было, как это по уголькам кострищ можно определить возраст археологического объекта.

На шурфе мы обнаружили скопление древесных угольков и даже обгоревших палок. Тимохин кончиком ножа выковыривал из земли угольки, а я пинцетом собирал их в мешочек. Здесь при заборе на анализ важна чистота, чтобы не загрязнить образцы угля, иначе дата приблизится к более современной.

Заполненный образцами угля мешочек я завязал и направился к катеру, где Алексей Павлович заканчивал описание зачищенных жилищ.

— Прекрасно! Собрали вполне достаточно, — заметил он.

— Алексей Павлович, как же можно по сгоревшему тысячелетия назад дереву определить возраст культуры? — не выдержал я.

— Присаживайтесь. Коротенько я вам объясню, — сказал он и отложил в сторону тетрадь. — В археологии радиоуглеродный метод совершил целый переворот. Он был открыт в 1947 году североамериканским ученым Либбо. За разработку этого метода ему была вручена Нобелевская премия. Суть такова: радиоактивный углерод, образующийся из атомов обычного углерода под воздействием космических лучей, накапливается в животных и растениях. В момент их гибели он перестает накапливаться, начинается его распад. Обычный же углерод остается в первоначальном количестве. Зная скорость распада радиоактивного углерода, можно путем специального счетчика определить его оставшееся количество, а значит установить время гибели исследуемого материала. Таким образом высчитывается возраст любого органического вещества. Древний уголь с Сучу даст нам дату, когда на этом месте последний раз горел костер жителей полуземлянок. К примеру, в Кондоне, как показал радиоуглеродный анализ угля, люди заселяли подобные жилища 4520 лет назад.

В верхней части острова мы заложили четыре шурфа, и как только был снят дерновый слой, во всех шурфах почти незамедлительно последовали находки. Особенно часто попадались отщепы и керамика. Острые как лезвия бритв края отщепов становятся просто опасными, когда неопытный человек пытается извлечь отщеп из земли руками. Тогда на пальцах неминуемо остаются раны, порой довольно глубокие. Опасны в этом отношении мелкие халцедоновые отщепы: они мало чем отличаются от острых осколков стекла.

Не в меньшем количестве шла из поддернового слоя керамика. Несколько фрагментов оказались покрыты толстым слоем жирного и вязкого на ощупь нагара.

— Сколько на них гари! За ненужностью черепки побросали в костер, — усмехнулся кто-то из нас иронически.

— Религия древних вряд ли позволяла осквернять очаг, и черепки, наверняка, они не бросали в огонь. Для этого устраивались специальные хозяйственные ямы, — заметил Алексей Павлович, рассматривая находки.

— Тогда сосуды, видимо, ставили в костер, чтобы приготовить еду? — предположил я.

— Маловероятно, чтобы сосуды ставили прямо на огонь. Варили пищу, опустив в сосуд предварительно раскаленную гальку, — сказал Алексей Павлович.

Археологи всего мира чрезвычайно много внимания уделяют керамике. Миллионами единиц хранится она в музеях страны. И все-таки значение ее для археологии невозможно переоценить. Керамика — ярчайший свидетель культуры, ее лакмусовая бумажка. Она практически не подвержена влиянию времени. С керамикой, как говорят археологи, начинается человеческая цивилизация, а орнамент, оставленный на сосудах древними гончарами, — это первые свидетельства произведений искусства. Структура, особенности орнаментации зачастую точно определяют ее культурную принадлежность.