Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

— Теперь давайте помаленьку подниматься на сопку, — закончив осмотр, предложил я спутникам.

И тут Дорж, всю дорогу молчавший, неожиданно сказал:

— Однако моя бы воля, ни за какие деньги не полез бы на эту проклятую гору!

— Почему так говоришь? Ведь ты добровольно пошел в маршрут!

— Нет. Не по своей воле пошел. Начальник посылает — нельзя отказаться, — угрюмо ответил бурят.

Он больше не вымолвил ни слова и только, пока мы поднимались, все время оглядывался по сторонам, точно опасаясь кого-то.

Я не придал этому большого значения. В пути я занимался обследованием склона, приводил в порядок дневниковые записи, и день прошел незаметно. Переночевать решили здесь, на склоне, а утром со свежими силами отправиться дальше.

Ночь прошла спокойно.

Ранним утром, умывшись родниковой водой и наскоро позавтракав, мы начали подъем по одному из распадков. Путь нам то и дело преграждали поваленные деревья и каменные осыпи. С первых же шагов стали попадаться большие гадюки, которые при нашем приближении тотчас скрывались в густой траве.

— Осторожней! — предупредил Дорж. — Смотрите под ноги! Не подходите близко к кустам.

Предупреждение оказалось не лишним. Через минуту я вдруг увидел на кусте бузины огромную гадюку. Она спокойно растянулась на толстой ветви и покачивала маленькой головкой, явно выискивая жертву. Сеня, конечно, не смог пройти мимо. Взяв палку, он тут же прикончил змею.

Осторожно, шаг за шагом преодолевали мы трудный подъем. Порой нам приходилось продираться сквозь густые заросли подлеска, ветки больно царапали лицо и обнаженные руки. Не раз еще мы натыкались на змей, действительно облюбовавших это безлюдное место.

Но вот трудный подъем закончен, и мы на вершине сопки.

С высоты этой горы, господствующей над всей окружающей местностью, мы увидели неповторимый безбрежный простор забайкальских степей и на мгновение замерли в восторге. К западу простиралась обжитая долина реки Ага. За ней просматривались отроги Могойтуйского горного хребта. Далеко на севере возвышались горы Борщевочного хребта, поднявшие к небу острые вершины. Отроги этого сурового хребта уходили в северо-восточном направлении далеко за горизонт.

А на востоке, насколько хватало глаз, раскинулись нетронутые плугом ковыльные степи, прорезанные голубой лентой быстрого Онона. Взглянув на юг, я увидел всхолмленную степь с разбросанными по ней сопками. Эти отдельно стоящие горы, по-видимому, являются останцами особо крепких пород, так как они одержали победу в борьбе с чудовищными силами выветривания.

Осмотревшись вокруг, я, наконец, взглянул под ноги и увидел, что вершина, на которой мы находились, представляет собой ровную площадку, похожую на хорошо утрамбованный ток для молотьбы хлеба. Причем эта площадка явно была вытоптана конскими копытами и человеческими ногами. Особенно плотно утрамбована была северная часть площадки.

Беглое обследование горных пород показало, что вершина горы почти целиком сложена из плотных стекловидных кварцитов с небольшими прожилками других минералов, весьма похожих на опал и халцедон. Порой в кварцитах встречались включения минерала красного цвета, по-видимому сердолика. На северной стороне ровной площадки горы возвышалась большая скала, состоящая из еще более крепких и плотных кварцитов. Около нее стоял каменный идол, высотой более двух метров, обращенный лицом в сторону юго-востока, откуда с далекого монгольского хребта Хэнтей берет свое начало река Онон.

Подойдя ближе к изваянию, я увидел на нем следы грубой обработки какими-то очень твердыми инструментами. Фигура истукана была сделана из одной большой глыбы красного песчаника. На огромном туловище покоилась голова, покрытая шапкой, наподобие малахая. Можно было ясно различить рот, нос и узковатый монголоидный разрез глаз. Вместо шеи — узкая горизонтальная полоса, отделяющая голову от туловища. Перед идолом нечто вроде каменного постамента, напоминавшего низкий столик или ступеньку. В нем углубление, на стенках которого следы коричневого налета: возможно осадка от испарившейся грязной воды, возможно и крови.

Почти рядом со скалой стояла высокая сухая лиственница. На нижних сучьях ее развевались по ветру разноцветные тряпки, ленточки, пучки конского волоса. Все это, несомненно, были следы каких-то старинных обрядов. Мы с Сеней с большим интересом рассматривали каменного истукана, а Дорж глядел на него с явным суеверным ужасом. Между тем, я невольно подумал о том, сколько чудес могло бы поведать нам это древнее создание рук человеческих! Ведь сколько гроз отшумело над его головой, сколько кровавых битв произошло перед ним на широких просторах агинской степи. Совсем недалеко от этой сопки, между многоводным Ононом и голубым Керуленом, кочевали бесчисленные орды монголов. Когда им стало тесно в междуречье, они ринулись на запад, покоряя мирные народы, предавая огню и мечу их деревни, села, города, вытаптывая копытами своих косматых коней плодородные нивы.

Интересно, какие же здесь происходили обряды, молебны? Кого древние люди приносили в жертву своему богу — бурхану, моля его о благополучии и счастье?

Да, о многом мог бы рассказать этот каменный идол. Но он хранил вечное молчание, равнодушно, спокойно взирая на окружающий мир с высоты Хан-Улы.

Тщательно осматривая место возле скалы и каменного истукана, я обнаружил весьма странный предмет. Это был железный прут длиною около семидесяти сантиметров, покрытый налетом ржавчины. Один конец прута имел форму конской головы с изогнутой шеей, затем как бы с обеих сторон туловища к главному стержню прикреплены два небольших стержня, имитирующих ноги. На спине лошади, где полагалось быть седлу, видна изогнутая пластинка, плотно облегающая железный прут. Еще пониже — два коротких стержня соответствовали задним ногам лошади. Конец прута был несколько изогнут и раздвоен, напоминая конский хвост.

Взяв в руки находку, я невольно встряхнул ее, и тогда раздался странный металлический звон. Услышав этот звон, Дорж пришел в неописуемое смятение. Он подбежал ко мне и со слезами на глазах стал умолять скорей бросить этот предмет, говоря при этом: «Шайтан накажет тебя, что ты взял в руки «железного коня»!»

Чтобы успокоить Доржа, я положил железный стержень на землю, а позже незаметно для него поднял и засунул в свой рюкзак. В это же время Сеня нашел медную монету достоинством в 3 копейки. Когда ее очистили от грязи и зеленоватых налетов меди, то ясно увидели дату чеканки — 1843 год.

Несмотря на сильною жару, палящее солнце, я почему-то не чувствовал усталости, а наоборот, ощущал необыкновенный прилив энергии и бодрости. «Уж не является ли причиной этого наличие здесь удивительных кварцитов, обладающих особым свойством благотворно действовать на нервную систему?» — подумалось мне тогда. Но лишь значительно позже я узнал, что такое предположение не было беспочвенным.