Дальневосточные путешествия и приключения. Выпуск 11

Пока я был занят отбором образцов горных пород и своими раздумьями, Сеня сделал еще одно открытие.

— Идите сюда! Смотрите! — громко крикнул он, подзывая меня к южному краю площадки. — Видите, какая хорошая дорога? Мы могли легко подняться по ней на эту гору, а не карабкаться с трудом по северному склону!

Действительно, широкая торная дорога полого спускалась от вершины к южному подножию сопки. Видимо, по этой дороге поднимались люди на священную гору и этим путем подняли сюда каменную фигуру или глыбу песчаника, обработав ее потом на месте. Одно несомненно: этот песчаник привезен из другого места, ибо гора Хан-Ула почти сплошь состоит из крепких кварцитов. Какой поистине титанический труд затратили люди, чтобы поднять на такую высоту неимоверную тяжесть! Сколько изобретательности и усилий приложили неизвестные каменотесы, чтобы из бесформенной глыбы создать подобие человеческой фигуры!

Но зачем поставлен на вершине сопки каменный человек? Может быть, он стоит над могилой знаменитого вождя племени? Или это священный идол, которому поклонялись древние люди? Ведь поклонялись же славяне изваянию Перуна, установленному на высоком берегу Днепра. А какого бога изображает этот таинственный идол?

«Вот они — загадки горы Хан-Ула», — думалось мне.

Между тем, пока мы обследовали гору, собирали и классифицировали образцы горных пород, рассматривали и удивлялись необыкновенным находкам, вокруг произошла перемена, которую мы не сразу заметили. Лишь внезапный сильный порыв ветра заставил нас осмотреться. Удивила тишина, даже птицы молчали. А с юга на нас неслась огромная черная туча. Еще немного, и яркие молнии раскололи небо. Послышались глухие раскаты грома. Сразу стало так темно, будто наступила ночь. Ветер поднял на площадке тучу мелкой пыли. Она покружилась вокруг каменного истукана, потом скрыла от нас все окружающее. Вскоре каскады воды обрушились на нас. Вода сплошным потоком текла по утрамбованной площадке в сторону ее южного края.

Хорошо, что предусмотрительный Дорж захватил с собой брезентовый плащ, он сейчас оказался кстати. Мы втроем укрылись им, приютившись под сухой лиственницей, увешанной тряпочками и лентами.

— Надо бы перейти подальше от этого дерева, — сказал я, вспомнив, что в грозу под таким укрытием сидеть опасно.

Никому не хотелось покидать убежище и вновь оказаться под проливным дождем. Но Дорж понял необходимость поменять место. Он первым перебежал на противоположный край площадки и укрылся за кустом ольхи, росшим около небольшого камня. Мы с Сеней последовали его примеру. И, надо сказать, вовремя! То, что последовало через несколько секунд, повергло нас в ужас. Ослепительная молния буквально расколола небо и уперлась одним концом в сопку. Какой-то голубоватый неземной свет озарил все вокруг. Мы зажмурились. Тотчас же раздался такой оглушительный удар грома, что нам показалось, будто гора дрогнула, пошатнулась. Над нашими головами просвистели камни, заставившие нас вплотную прижаться к земле. Внезапно я ощутил острую боль в правой ноге. С трудом повернув голову, я увидел, что из разорванного сапога течет кровь. На помощь пришел Дорж. Он быстро и ловко снял с моей ноги сапог, засыпал рваную рану пеплом из трубки и, скинув рубашку, сделал перевязку.

— Потерпи, — сказал он, — ничего страшного нет. Только икра разорвана, кость, однако, цела.

Тут мы почуяли запах гари, смешанный с другим, напоминающим запах трущихся жерновов. Откуда это?

Лишь переждав грозу, мы осмелились подняться с земли и увидели страшную картину: поваленное сухое дерево, несмотря на прошедший ливень, горело ярким пламенем. А скалы как не бывало!

— Смотрите! — вскрикнул Сеня. — И каменного идола нет! — и невесело пошутил: — Он, наверное, испугался грозы и куда-то ушел...

В самом деле, там, где была скала и стояло каменное изваяние, на земле валялись крупные обломки камней, часть которых разбросало по площадке, точно рукой какого-то великана.

Признаться, мы были потрясены случившимся.

— Хорошо, что успели перебежать на другое место, — проговорил Сеня, поеживаясь, — не то сыграли бы в ящик.

— Да, нужно благодарить судьбу за то, что остались живы, — тихо промолвил я, превозмогая боль в ноге.

Дорж промолчал.

Вскоре на небе опять появилось ласковое солнышко. Из кустов послышалось несмелое щебетанье птиц. И если бы не страшные разрушения, сделанные грозой, не запах гари, потоки воды да не моя раненая нога, можно было подумать, что никакой грозы не было, а все это приснилось во сне. Однако мы были мокрыми и усталыми. Особенно плохо выглядел Дорж. Он осунулся, побледнел. Его тело временами сотрясал озноб. Он настойчиво упрашивал меня как можно скорее уйти с этого проклятого места.

— Здесь живет шайтан, — говорил он изменившимся, дрожащим голосом. — Он наказывает нас за то, что пришли в его юрту. А тебе злой дух чуть не оторвал ногу. Он рассердился, что ты взял его «железного коня». Надо скорей уходить отсюда.

Мне хотелось более тщательно обследовать вершину горы, особенно после таких разрушений, но больная нога мешала свободно двигаться. Скрепя сердце я согласился, на радость Доржу, прекратить осмотр и вернуться на геологическую базу.

С тяжелыми, набитыми образцами горных пород рюкзаками за спиной мы тронулись в путь. Товарищи поддерживали меня с обеих сторон, всячески оберегая мою больную ногу. Спуск с горы после проливного дождя оказался трудным. Торная дорога, сверху выглядевшая легкой, теперь оказалась чем-то вроде гладкого трамплина с черным маслянистым покрытием. Ноги непрерывно скользили по жидкой грязи. Совершенно измученные, мы, наконец, спустились к подножию сопки и облегченно вздохнули.

Невдалеке, на берегу небольшого озера, мы увидели бурятскую юрту. Два огромных черных пса с громким лаем бросились к нам. На их лай из юрты вышел старый бурят в накинутой на плечи шубейке. Он прикрикнул на собак, отогнал их в сторону. Они, отбежав, улеглись на землю, недружелюбно поглядывая на нас.

Бурят пригласил нас в юрту. Это было летнее бурятское жилье, с боков обтянутое кошмой, сверху покрытое широкими пластинами лиственничного корья.

Прежде чем войти в помещение, мы сняли мокрую одежду и развесили ее на коновязи. Я и Сеня остались в трусах и майке, Дорж — в нательном белье. В юрте тлел небольшой костер, над ним — закопченный чайник. Мы познакомились с хозяином. У Бабасана Садбаева было живое и приветливое лицо, волосы и жиденькая бородка — абсолютно седые. Он предложил нам горячего чаю с овечьим молоком. Мы, подогнув под себя ноги, сели на кошму. Бабасан, не спеша, налил в пиалы желтоватый напиток и подал каждому из нас. Дорж заговорил с ним о чем-то по-бурятски, то и дело показывая на нас с Сеней и кивая головой в сторону горы Хан-Ула. Бабасан слушал, недоверчиво покачивая седой головой. Разговаривая, они не забывали о пиалах с горячим чаем. Оба бросили в них по щепотке соли и лишь потом с удовольствием опустошили и вытерли пот с разгоряченных лиц.