Александр Кулешов - Солдаты — сыновья солдат

А на следующий день всем классом помчались в ДОСААФ…

Однако пришлось подрасти.

Но наступил день, когда Саша Кузовкин, слесарь на заводе и ученик вечерней школы, пройдя за партой положенный курс, поднялся в воздух и впервые шагнул в пустоту.

Сладко замерло сердце, а когда, дернув за кольцо, он повис, раскачиваясь под белым куполом над землей, то едва не заплакал от восторга. Сбылась заветная мечта.

Но оказалось, что на смену одной мечте всегда приходит новая. Теперь прыгать с парашютом для Саши «привычное дело» — у него уже двенадцать прыжков! Теперь он хочет стать десантником. И все тут.

Нельзя сказать, чтобы Кузовкин отнесся к реализации своей мечты легкомысленно. Отнюдь. Он и сейчас читает все о десантниках, смотрит фильмы. Сдал нормы на значок ГТО. Уже побывал в военкомате — там состоялась, как он выразился, «предварительная беседа» с допризывниками, во время которой он недвусмысленно дал понять военкому, что его «обязаны» призвать в ВДВ.

И вот, наконец, ему удалось приехать с другими ребятами из аэроклуба сюда, в музей ВДВ.

Он давно был наслышан о музее, но действительность превзошла все ожидания.

Ребята ходят тут аж с самого открытия и будут ходить, как я понял, пока их не выгонят.

Они по десять раз возвращаются к витринам, оживленно театральным шепотом обсуждают что-то, наиболее солидные записывают в блокноты.

Что ж, — подумалось мне, — для того и создан этот музей, чтобы поведать о былом, о славных минувших днях, и о днях сегодняшних, чтоб будить молодые умы, волновать молодые сердца, чтоб побольше горячих, смелых, увлеченных юношей мечтали о том дне, когда наденут голубой берет десантника…

У дверей музея с двух сторон расположились десантные танк и орудие. На орудие взобрался маленький, укутанный шарфом паренек в сползшей на ухо ушанке. Увидев меня, он опасливо замер — кто его знает, дядю, накричит еще, прогонит.

Не прогоню.

Никто не может прогнать отсюда этих маленьких пареньков. Они все равно вернутся. Они вырастут, чтобы сто раз возвращаться, пока не примут их в училище, не зачислят в десантные войска. Они начнут снова и снова бродить по музейным залам, останавливаться у музейных витрин. В тысячный раз переживать то, что пережили их отцы, а теперь уже, наверное, и деды в военные годы. Будут восхищаться всеми — и живыми, и погибшими героями, чью память так свято, так любовно и верно хранят в этих безмолвных, просторных залах.

И если пробьет грозный для Родины час, станут такими же, как отцы.

Вот тем-то и замечателен музей ВДВ, как и другие наши военные музеи — он воспитывает граждан и воинов в высоком понятии этих слов.

А то, что гражданину тому пока не исполнилось десяти лет, и ушанка его, порядком потрепанная, сползает ему на ухо — это ничего. И Чапаев, и Тухачевский, и Буденный когда-то были детьми, и они когда-то играли с деревянными саблями в руках.

Когда встречаешься с людьми героических профессий, начинаешь упорно искать в их облике признаки этих профессий. Упорно. И тщетно.

Ловлю себя на прежнем желании: герой ведь особый человек, в чем же эта «особость», хочу увидеть ее, разглядеть. А увидеть нечего. Нечего разглядывать. Он такой же, как все, две руки, две ноги, почти всегда улыбка, почти всегда шутка, и как догадаться, что человек — герой?

Иногда можно — по маленькой золотой звезде на груди, по тому, что лицо его знакомо часто всему миру. А если из скромности он не носит наград? Если геройские дела свои вершит не обязательно на глазах всего мира? Да и дела геройские бывают различны. Чтобы их совершать, надо иметь, конечно, особое сердце. Но не всегда ведь жизнь дает возможность в полной мере себя проявить. Для этого нужны специальные, редко возникающие условия. Их создала, например, Великая Отечественная война. И тогда многие мирные, даже смирные люди показали чудеса храбрости и самоотверженности, совершили великие подвиги. То была пора массового героизма. Героем тех времен был весь народ. Потому что народ, как и отдельные люди, его составляющие, тоже имеет характер, у него есть дух, только они проявляются, естественно, не в отдельных случаях, а в периоды великих потрясений, могучих свершений. Продолжительность же периода не всегда имеет пределы.

Таким показал себя советский народ во время Великой Отечественной войны. Впрочем, таким он предстает на протяжении всей своей истории.

Однако вернемся к отдельным людям. Когда-то, разыскивая самых обыкновенных людей (потом только понял, что «самых обыкновенных людей» не бывает, все чем-нибудь примечательны), я встретился со многими героями. С парнем, больным воспалением легких, который, не задумываясь, босиком в мороз выскочил на улицу и бросился в ледяной поток, чтоб спасти ребенка. С другим, который вбежал в полыхающий огнем дом, чтобы вынести из него людей. Еще с одним, избитым, израненным, направившим свой самолет вниз, чтоб уничтожить вместе с собой пытавшихся захватить машину преступников…

Это все были герои. Это все были разные люди, разных профессий. Их объединяло одно — они советские люди, и в сердце у них горел особый огонь — огонь советских патриотов.

Честь и хвала таким людям, низкий поклон им. Но есть иные. Они еще более редки. Героизм — их профессия. Источником их подлинного подвига является тот же неугасимый огонь патриотов.

Здесь речь пойдет об испытателях парашютов.

Это удивительная профессия. Она удивительна прежде всего своей гуманностью. Ведь подавляющая часть испытаний, да, пожалуй, все, подчинены одному — спасению человека.

В воздухе человек, будь то летчик, космонавт, десантник, пожарник, спортсмен, попадает в такие условия, при которых он должен совершить прыжок с парашютом. Прыжок должен быть совершенно безопасным, в каких бы условиях он не происходил. Лучшие конструкторские умы работают над совершенствованием парашюта, этого спасательного прибора, не дающего разбиться о землю. Он так и называется — «парашют» — в переводе с французского «оберегающий от падения». Все новые и новые парашюты, системы страховки, раскрытия, крепления, управления испытываются, чтобы сберечь жизнь людей. И когда новый парашют покидает чертежные доски, мастерские, заводские цеха, приходит испытатель и говорит свое решающее слово. Его главная задача — обнаружить дефект, недостаток, ошибку конструкции, которые могут повлечь неудачу, а в этом деле она — гибель человека. И испытатель обнаруживает, устанавливает дефект или ошибку на себе, на своем опыте, в своем прыжке. По существу, выполнение его задачи — это обнаружение ошибки. Не найди он ее вовремя, то есть в момент испытания, будут гибнуть люди. Обнаружит — предотвратит их гибель.