Александр Кулешов - Солдаты — сыновья солдат

«Да, профессия сложная, — говорит Андреев, — но ко всему привыкаешь».

Привыкаешь? К чему? К тревожным дням и ночам? К постоянному риску? К труднейшим испытаниям? К молчаливой тревоге близких?

Я напомню один случай, о котором подробно писать не буду, о нем уже много писали (хотя, по-моему, об этом можно рассказывать без конца, потому что все, что воспитывает в людях героизм, не может быть слишком часто повторяемо). Во время очередного испытания случилось несчастье: Андреев сломал ногу. Это произошло в воздухе. Несмотря на нечеловеческую боль, он сумел закончить испытание, приземлиться. И только тогда потерял сознание.

Самым разумным в создавшейся ситуации, с медицинской точки зрения, была ампутация. Но, оказывается, есть люди, перед которыми медицинская точка зрения бессильна. Многое было потом, о чем, как я сказал уже, подробно написано, что укладывается в человеческое понимание. Операция, которая длилась двадцать часов, сорок осколков раздробленной кости, долгие месяцы неподвижности с подвешенной на блоках ногой, и снова неподвижность в гипсовых тканях, а потом костыли, наука двигаться, наука ходить, чудовищная боль при самых простых спортивных упражнениях… Многое было потом. Но когда на решающей врачебной комиссии потрясенные доктора увидели перед собой «больного», проделывавшего на снарядах упражнения, которые под силу лишь мастерам спорта, совершавшего сальто, кувырки, — им ничего не оставалось делать, как развести руками и подписать разрешение на прыжки.

Они воочию убедились: «Повесть о настоящем человеке» написана не об одном…

И Андреев продолжал прыгать и совершать чудеса и стал героем, хотя то, о чем сказано выше, тоже чудо из чудес, и чтобы вытерпеть все это, пережить и пройти, нужно быть не только героическим человеком, но и влюбленным, бесконечно влюбленным в свое дело.

«Ко всему привыкаешь».

Возможно. Возможно, что привыкнешь ко всему — и к опасности, и к риску. Просто думается, что это дано немногим. Я не говорю об особых условиях, войне, например. Там другое дело. А вот сейчас, в мирное время, под мирными синими небесами, которые так любит Андреев (он даже живет в доме, где лоджии выкрашены в синий цвет, наверное, так привычней), иметь такую, как у него, профессию могут люди особого склада. И еще хочется его профессию назвать — героической.

В парашютном деле (да, наверное, и не в нем одном) испытывается абсолютно все: ботинки, костюм, шлем, перчатки, очки, носки… Испытываются удочки, если аварийная посадка на воду, лопаты, если речь идет о лесных пожарных, цвет купола, коль будут прыгать спортсмены, вес каши и сухарей для НЗ десантника. Не говоря уже о снаряжении космонавтов, летчиков-высотников и других.

И куда прыгать — площадка приземления — тоже испытывается, чтобы знать, как приземляться — лес, поле с кочками, песок, склон холма, снег…

Не говоря уже о горных вершинах, бурном полярном море, скалах или дремучих лесах.

Испытывается и то, из чего прыгают, чтобы знать, как покидать борт. Легкие самолеты, тяжелые, военные, специальные, быстрые и не очень…

Не говоря уже о космических кабинах, стратостатах и самолетах, намного превысивших скорость звука.

Испытывается падение, трасса что ли, словом, путь, который проделывает парашютист от начала прыжка до приземления. Ночью, днем, с высоты в 10 километров и с высоты в 500 метров.

Не говоря уже о прыжках с высоты в 25 километров и с высоты в 50 метров, о прыжках, когда летишь в свободном падении долгие минуты, и таких, когда едва хватает времени дернуть за кольцо.

И многое-многое другое испытывается, исследуется, опробывается десятки раз. Только когда убеждаются в полной надежности, в стопроцентной гарантии, передают данные на завод в производство.

«Для меня, — объяснял Андреев, — нет большего счастья, чем увидеть, как выполнил задание, как благополучно прыгнул, как сберег жизнь человек с помощью средств спасения, которые я испытывал. Вот ради этого и работаешь, и живешь!»

А теперь коротко о некоторых таких испытаниях.

Андреев (первый, к слову говоря) катапультировался с самолета, летящего на сверхзвуковой скорости. Он дергает рукоятки, и сложная система приходит в действие. При катапультировании все рассчитано с предельной точностью. Каждое действие, каждое движение. Все происходит в мгновение. Вот отлетает фонарь кабины, вот выстреливается кресло, в котором сидит пилот, вот оно уже в воздухе, продолжая по инерции лететь с огромной скоростью, вот срабатывает стабилизатор, и кресло принимает положение, спасающее летчика от перегрузки. На определенной высоте срабатывает автомат, крепления отпускают его из своих цепких объятий, кресло отлетает, парашют раскрывается, и летчик невредимым опускается на землю.

Проблем нет, неприятностей тоже, полный порядок.

Полный порядок, да. Но это тогда, когда все действует безотказно, не может быть осечек, а любые неожиданности предусмотрены. Чтоб так было, нужно не только спроектировать и сконструировать прибор, нужно его испытать. Только тщательно и неоднократно, чтобы не сомневаться, что все будет в порядке. Летчик знает это, он безоглядно доверяет прибору и спокойно, в случае необходимости, нажимает на рычаг катапульты. Он безоглядно вручает свою жизнь изобретателям, конструкторам, испытателям. И никто не вправе подвести его.

…Со свистом тяжелое кресло, в котором сидит Андреев, врезается в воздух. Отлично, эта часть испытания прошла благополучно, переходим к следующей — опуститься до высоты 5000 метров и нажать ручку, тогда уже можно будет раскрыть парашют.

Бешеное вращение захватывает Андреева, все вокруг превращается в свистящую, сверкающую карусель, тело наливается свинцом, голова готова взорваться… Парашютист мог нажать на ручку, сбросить кресло, и все это мгновенно кончилось бы. Но высота 12 000 метров, а кресло надо сбросить семью километрами ниже. В этом опыт. И если сейчас он не доведет его до конца, то как узнать, в чем ошибка, случайна ли она, исправима ли? И если сейчас он не доведет его до конца, то что будет с теми, кто когда-нибудь, может быть безоглядно доверяя, нажмет на рукоятки?

Опыт нельзя прервать.

Вот в этом поразительная, не устающая удивлять особенность работы испытателей! Свист, шум, грохот кругом или мертвая тишина, страшная скорость вращения, падения, тело, весящее тонну, руки и ноги, готовые оторваться, голова — голова словно пылающий, разрывающийся, огромный шар! А холодная, четкая мысль ученого, экспериментатора в белом халате не дремлет. Она одна трезва, безошибочна и ясна в этом, поднятом на дыбе теле. Все фиксирует, все анализирует наравне, да нет, лучше, чем приборы. Как ни могуче может быть тело человека, дух еще могущественней.