Александр Кулешов - Солдаты — сыновья солдат

Андреев долетает до заданной высоты, сбрасывает кресло, открывает парашют, приземляется. Докладывает наблюдения, выводы. Конструкторы немедленно берутся за работу, исправляют, доводят. И прибор становится безошибочным, стопроцентным.

А Андреев? Андреев возвращается в свою красивую квартиру с синими, цвета неба лоджиями, кратко сообщает жене Валентине Владимировне, что сегодня «был трудный день» (у нее тоже, идет составление годового баланса, «потеряли» десятку и весь день искали), а потом с увлечением, с кучей важных деталей, в меру прихвастнув, рассказывает, как выиграл настольно-теннисный матч, а его соперник, тоже испытатель, пыхтя, пролезал под столом. Но Валентину Владимировну не проведешь, она уличает смущенного мужа в хвастовстве, и в конце концов, после жарких препирательств, он вынужден признать, что в общем-то счет матча оказался ничейным…

Но я отвлекся. Я ведь рассказывал об испытаниях. Вот еще. Правда, оно было давно. Решался вопрос о том, ставить ли при новых скоростях на самолетах катапульту, ту самую, о которой говорилось выше. И вот прыгали при скорости самолета 500—550 километров. Кое-как получалось, хотя воздушный поток прижимал к фюзеляжу. Прыгали на скорость 600—650 километров. Это словно в несущуюся навстречу на бешеной скорости волну. Мы, земные люди, как-то не очень представляем себе воздух, становящийся плотным и твердым. А он становится. 670 километров в час — скорость самолета! Андреев прыгает.

Как бы поточнее описать, что он почувствовал. Была в средневековые времена такая распространенная казнь — четвертование называлась. Человека привязывали за ноги и за руки к четырем лошадям и разрывали. Так вот то, что почувствовал Андреев, напоминало эту сцену. Немного послабее, может быть. Немного. Зато сомнения в том, ставить или не ставить катапульты на реактивные самолеты, исчезли. Я сказал уже, что это испытание проходило давно, но ведь проходило? И как ответить, скольким людям сберег он тогда жизнь?

Был сконструирован прибор для автоматического раскрытия парашюта. Но испытатели народ дотошный. На что обыкновенный парашютист (если такое словосочетание допустимо) не обратит внимания, то у испытателей его обязательно зацепит. И вот заметили, что прибор этот грешен «наоборот». Иначе говоря, отказывать-то он никогда не отказывал, зато срабатывал от любого толчка. Андреев, например, покидал самолет, легонько, совсем легонько щелкал по металлической пробке и… парашют раскрывался.

Прекрасно, скажете вы. Но нет — раннее раскрытие парашюта может оказаться столь же опасным, как и слишком запоздалое. Купол зацепится за самолет, один десантник налетит на другого, у которого парашют раскрылся ненормально рано, и так далее. Так вот, дефект был обнаружен и исправлен именно потому, что испытатели никогда не бывают равнодушны в своем деле, на все обращают внимание, во все суют свой многоопытный нос, ко всему придираются. И даже прыгая со сто раз проверенным парашютом, при сто раз испытанных условиях, если заметят: что-нибудь не так, немедленно обратят внимание.

…Еще одно испытание. Оно войдет в историю воздухоплавания как уникальное. В историю человечества как подвиг.

Это было необыкновенное испытание, но и люди, проводившие его, тоже были необыкновенными. Совершить его предстояло Андрееву и его другу, товарищу по работе, крупнейшему испытателю Петру Ивановичу Долгову.

Все было необычным в том полете. Каждый его этап. Ну, хотя бы то, что совершался он не с самолета, не с аэростата, а с борта стратостата. Что подниматься на немыслимую высоту, где человек без специального костюма не может прожить и секунды, предстояло испытателям самим. Что одеты они были именно в такие специальные костюмы: Андреев — одного образца, Долгов — другого. Что Андрееву предстояло лететь, не раскрывая парашюта, без малого двадцать пять километров с начальной скоростью 900 километров в час! И раскрыть его лишь в 800 метрах от земли. А Долгову эти 25 километров спускаться на парашюте в течение 38 минут. Температура минус 61 градус, давление — 18 миллиметров ртутного столба.

Вот такой опыт.

Поднимались на стратостате «Волга». И провожали их в путь золотые разливы зари, утренние дальние туманы, серебристая ширь великой реки, чье имя носил стратостат.

Провожали деловитые спортивные комиссары, инженеры, конструкторы, провожал полковник Романюк, сам — живая легенда советского парашютизма.

Поднимались 2 часа 20 минут. И все время земля знала, что происходит. Все наблюдения, все детали, что важно было знать там, на земле, испытатели докладывали, и доклады эти ложились бесстрастными строчками на белые листы. Мир науки особый мир, там пишут беззвучными перьями и черными чернилами повести о делах, что прогремят на весь мир, что будут гореть неугасимыми факелами, освещая путь человечеству…

…Вы знаете, что такое ВКК? Это высотный компенсирующий костюм. Да, вы видели его по телевидению на летчиках-высотниках, обтягивающий такой, словно шнурованный на плечах и ногах. Скажу только, что на огромной разряженной высоте, когда в легкие под значительным давлением поступает из прибора кислород, костюм должен крепко сдавливать тело. Очень крепко. Иначе внутреннее давление, неизмеримо большее внешнего, просто разорвет человеку легкие. Все наоборот — мы делаем усилие при вдохе, а выдыхаем вроде бы само собой, а тут усилие требуется, чтобы выдохнуть воздух. Ко всему этому надо долго готовиться, к этому надо приучаться. Андреев и Долгов тоже долго и тщательно готовились к своему прыжку.

Вот в ВКК и прыгал Андреев, он катапультировался, покидая стратостат.

Так начался тот невероятный парашютный прыжок, который никто никогда не повторял. Он был 1500-м у Андреева. Только там, где «действовал» костюм, летал почти три минуты! Три минуты — целый раунд в боксе, вспомните! Много это или мало? Спросите у боксера. Три минуты — это больше, чем будет звучать на пластинке любимая песня. Это столько, сколько поезд метро проходит между двумя станциями. За такое время можно прочесть три-четыре страницы книги. «Работают» боксеры, льется песня, шелестят страницы… А Андреев все летит, все летит, все летит со своей почти космической высоты. И наконец, как он сам выразился, прилетает «домой», то есть оказывается в 11 километрах от земли (максимальная высота, на какую мы с вами поднимались, если летали на ИЛ-62 в отпуск или по делам). Здесь костюм ВКК «отпускает» его, давление нормальное, и он продолжает стремительно нестись вниз, но уже в привычных условиях. Для него, разумеется, привычных, не для нас с вами.

А потом меньше чем в километре от земли раскрывает парашют и, любуясь пейзажем, опускается на поле. Пахнет свежим воздухом, пахнет ветром, пахнет землей. Пахнет Землей. У нее ведь свой запах, как у неба — свой.