Алексей Болотников - Тесинская пастораль. №9

Самкова ушла, заступил Горинов Андрей Анисимович. Тоже на деревяшке, совсем неграмотный, только кое-как научился расписываться, чтобы подписывать справки да протоколы. Мы с ним быстро сработались. Наверное, еще и уважал, потому, что я все исполнял хорошо, умело.

Я быстро всему научился. Но проработал не очень долго, потому что ввели должность налогового агента, и мне предложили эту должность.

Уже точно забыл кому передал секретарство. Наверно, Лёве Мягкому, а сам стал начислять и собирать налоги. Но и на этот должности проработал недолго. Меня начало зудеть, что у меня только 7 классов образования… А жизнь – впереди, как-то надо получать образование. В Кемерово не вышло. Значит, надо что-то другое придумывать. И придумал! В Ачинск, в техникум советской торговли.

В сентябре 1938 года черт меня заставил поступить в техникум. Впрочем, черт тут ни при чем. Хотелось повышать свое образование. Райфо неохото [было] меня отпускать, райисполком рекомендовал мне поучиться на курсах административных работников. А как семья, работа?

Семья… да еще не семья, а трое… Ровно через 9 месяцев появилась дочка. Вот и семья. Как их бросить? Жалко. Но отступаться от задуманного не хочу. Поговорил… Матрена в конце концов согласилась. И я поехал на приемные экзамены. Кое-как сдал. Все-таки перерыв после школы – 5 лет. Приехал домой. Забираю все свои документы, еду в райфо. Предъявляю бумажку из техникума о зачислении… Принимайте, мол, дела мои и отпускайте.

Делать нечего: уволили и я уехал. Но я уже съездил, сдал экзамены в техникум, поэтому никто задержать меня не мог. Я собрал все свои документы, отвез в райфо и – до свидания, сельсовет.

С 1 сентября 1938 года началась моя студенческая жизнь, одни из счастливых дней моей жизни. Несмотря на все трудности, которых, между прочим, хватало. Стипендия была до 80 рублей, одет был плохо. Даже вши водились, но мы не унываем. Матрёна моя приехала опять на ферму, работала и изредка посылала мне из Теси посылки, 40—50 руб.

Учиться – неплохо

Несмотря [на то], что едва сдал вступительные экзамены. Все-таки 5 лет [прошло], перезабыл много. Особенно по математике… Мне преподаватель едва не выставил тройку. А я сразу взял козла за рога. Был у нас один Миша Карпачев, Он сразу стал отличником. Оценки выводили по пятибальной системе. Сколько оценок – троек, четверок, пятерок – все складывается и делится на число. Выводится общий бал. 3—4, 4—5, 5. Мишка сразу набрал бал 5, а я 4,8—4,9. Он получал 80 руб, а я 70. Но через одну четверть я его догнал и стал пятерочником и получал тоже 80 руб. Нас вывесили на Доску почета, где было две категории: кто имел четверки, общий балл (составлял 4,8—4,9) назывались ударниками; кто имел одни пятерки – отличниками…

В первой четверти… во второй был в отличниках рядом с Мишей. Об этом еще расскажу подробнее.

Теперь хочется назвать некоторых студентов из моего курса, которых еще помню. Это Иван Ятульчик, Костя Яценко, Вася Шаров, Федя (забыл фамилию), из девчонок – Ларионова Валька, Шура Безрукова. С Валькой мы все-таки дружили. Но, к великому сожалению, она погибла.

Шли с подружкой по шпалам ж. д. вечером, но [дул] сильный ветер и не слышали, как на них наехал паровоз и…

Фотография, где похороны, у меня сохранилась. Опять надо вернуться в школьные годы. Назвать кого помню из одноклассников, интерната: это двое Колесниковых, Иван и Сергей. Был еще и третий – Алексей, но он с нами не жил, был еще молодой. Кстати, когда я уходил на работу в райфо, сельсовет сдал именно ему, Алексею Колесникову. Кто еще был? Нина Полещук, Петька Мумаркин, Лапин Саня… Чуть не забыл самого лучшего друга Алёшку Болеева. Он был на все опытный, способный. И я ему стремился подражать, играть умел, на руках ходить и другие достоинства имел. Мать его была по фамилии Шевцова. А почему он – Болеев, не знаю. Отца не было, был отчим, поляк Новоминский. Жили они в Минусинске, я там однажды был. Потом отчим уехал куда-то на Север. Он вроде геологам был, что-ли. И исчез. С Алексеем я еще раз встречался в 1949 году в Минусинске. Но больше его не видел… Перезабыл всех других!

Вернемся теперь опять в Ачинск «прекрасный», как мы его прозвали. Наша жизнь шла как обычно. Студенческая жизнь! Кроме учебы были, естественно, и развлечения. Пили пиво с получки, устраивали концерты. Кстати, к тому времени я уже умел играть на гитаре и на мандолине. Любил особенно менуэт. Играл даже классику. Научился играть на гармошке. Интересно отметить, что никто из моих сестер и братьев музыкальных способностей не имел, один я оказался музыкальным, причем ни у кого не учился, достигал сам. Быстро запоминал мелодии и без особого труда воплощал в музыкальный инструмент. Еще в коммуне я, мальчик, играл со взрослыми на самодельных домашних концертах. Пока на балалайке, потом на мандолине. В школе играл на школьных концертах. В то время впервые увидел и услышал баян. Как он мне врезался! Я в нем увидел неограниченные возможности. Заметил, что выигрываются и все тона и полутоны, чего на гармошке нельзя. Второе: можно менять октавы и тональности. А тональности нужны, чтобы можно было подыгрываться к любому голосу.

Ну, к баяну еще вернусь позже.

Продолжение (начало см. в Тесинская пастораль на 2015—2016, 2017—2018, 2019—2020 гг.)

Герой нашего криминогенного повествования Евгений Борисович Шкаратин, неприкаянный скиталец, известный более своей кличкой Шкалик, ищет отца. Так уж случилось: умирающая мама оставила семнадцатилетнему Женьке одно лишь сердобольное завещание, уместившееся в короткую предсмертную фразу: «Найди отца, сынок… Он хороший… не даст пропасть…» Завещание матери стало для Шкалика делом его жизни. Всего-то и слышал Женька Шкаратин об отце: «…Он не русский, а звали по-русски… Борисом. Фамилию не запомнила… Не то Сивкин, не то Кельсин… Китайская какая-то фамилия. А вот примета есть… пригодится тебе… У него мизинец на руке маленький такой… культяпый. Найди отца, сынок…»

Глава первая. Неформалы

Шкалик шпынял кошку. Рыжика, кошару, так и не определенного по полу, игручего, словно заводной попрыгунчик, научил бегать за фантиком, тугим комочком конфетной обложки. Рыжик приносил зубами фант, клал у ног Шкалика и с напряжением ожидал нового выстрела… щелчком. Фьють! Комочек отлетал в темный угол, а кошара кидался за ним, выуживал из-под тумбочек, ловко шурудил лапами, гоняя шарик, как заядлый футболист… «Кошки дрессируемы? Умны, как собаки?» – с изумлением восхищался Шкалик. И снова пулял шарик.

В соседней комнате сидел плотный шатен в синей рубашке. Чикал клавишами компьютера. Лицо его, подсвеченное бликами дисплея, сосредоточено в мученической гримасе: отражает какую-то гнусь души. Полный стакан чая, выдвинутый на авансцену стола, так и не отпит, и уже не парит. В затылок шатена из оконного переплета струится пополуденное солнце, пригревая голову. Лучистые блики высвечивают и углы, и кошака, и Шкалика, заражая всех живостью, беспричинной бесшабашностью. Хорошо-то как…