Алексей Митрофанов - Садовое кольцо – 2. Прогулки по старой Москве

Николай Павлович принимал самое активное участие в подготовке Декабрьского восстания в Москве, не жалея ни денег, ни сил для вооружения рабочих дружин. Здесь, в цехах этой фабрики, впервые услышал я лозунг: «Да здравствует вооруженное восстание!» И здесь же впервые в жизни я взял в руки браунинг».

Максим Горький писал: «В Москве начались слушанием „дела“ о вооруженном восстании в декабре 1905 года, – мне хочется показать публике, как создавались эти „дела“ полицией и судебной властью. Для примера возьму „дело“ Николая Шмидта, о котором имею точные, строго проверенные мню сведения».

И дальше – собственно, повествование: «Николай Шмит – студент университета, очень богатый человек, он владел лучшею в Москве фабрикой стильной мебели, предприятие его было поставлено во всех отношениях прекрасно, славилось изяществом своих работ, давало большие доходы.

Человек молодой, по природе своей мягкий, влюбленный в художественную сторону своего дела, Шмит нашел справедливым улучшить положение рабочих своей фабрики, что, вероятно, было небезвыгодно ему как хозяину предприятия.

Его приличные отношения к рабочим и – обратно – добрые отношения рабочих к нему создали Шмиту в глазах московской полиции репутацию либерального фабриканта, политически неблагонадежного человека…

17 декабря, в 4 часа ночи, отряд полиции и казаков ворвался в квартиру Н. Шмита.

На требование Шмита – объяснить, в чем дело, ему показали бумагу, в которой говорилось, что он, Шмит, должен быть арестован и отвезен в Таганскую тюрьму. Обыск не дал никаких результатов. Шмита арестовали, но отвезли не в Таганскую тюрьму, а в Пресненский полицейский дом.

Там полицейский чиновник объявил ему новость: «Нам известно, что вы один из руководителей революционного движения, что у вас на фабрике хранятся пушки, пулеметы и прочее, а поэтому немедленно выдайте все это, или мы вас расстреляем!»

Арестованный отрицал свою причастность к революции, но, принужденный угрозами и криками, согласился написать рабочим своей фабрики записку такого содержания: «Говорят, что у вас имеется оружие, если это правда, выдайте его, в противном случае грозят уничтожить фабрику». Эта записка, очевидно, не была доставлена по назначению, так как уже через пять минут после ее написания началась страшная канонада всей Пресни – местности, где находилась фабрика Шмита…

На третий день Шмиту было приказано одеться и идти. Во дворе его бросили в больничную военную телегу, посадили с ним несколько солдат Семеновского полка, окружили конвоем и повезли… По дороге семеновцы, щелкая затворами винтовок и подталкивая его пинками, говорили:

– Вот сейчас мы тебя расстреляем!.. И чего с тобой возиться?.. Убить бы сейчас, как собаку!..

Через час Шмит был привезен за город, в местность около кладбища, и высажен из телеги. Здесь уже находилась пехота, казаки, пленные рабочие с его фабрики и других, обыватели Пресни, оцепленные войсками. Полупьяные солдаты грубо издевались над людьми, били их. К Шмиту подошел один из офицеров Семеновского полка, размахнулся и ударил в лицо, цинично ругаясь… А через несколько минут Шмит видел, как двое рабочих с его фабрики были отведены в сторону, раздался залп, другой… Солдаты побежали смотреть трупы.

Часа два Шмит наблюдал картины ужаса и жестокости, наконец, стал требовать к себе офицера, чтобы узнать, зачем его привезли сюда и нельзя ли ему сделать какие-нибудь распоряжения.

Явился полковник Мин и спокойно сказал:

– Теперь завещания делать не время, поздно, сейчас ты будешь расстрелян! Но, впрочем, если ты назовешь своих сообщников, тогда мы посмотрим…

Потрясенный всем, что он видел, ужасом, который пережил, разбитый угрозою смерти, Шмит назвал несколько имен своих знакомых, первые имена, какие пришли ему в голову, вспомнились без отношения к событиям. После этого Мин уже сам отвез его снова в Пресненскую часть, приказал дать отдельную комнату, бумаги, перо и дал час времени для того, чтобы Шмит написал показание. Через час Мин явился и, прочитав показание, отвез Шмита в здание тайной полиции, так называемое охранное отделение».

Между тем, фабрику Шмидта, прозванную царскими войсками «чертовым гнездом», полностью уничтожили. Большевик Николай Валентинов писал: «Во время подавления декабрьского восстания в 1905 году фабрика Шмита была дотла разрушена пушками правительственных войск, – В этом акте проявилось нечто большее, чем желание подавить один из главных революционных бастионов, – это была месть. Бомбардировка шла и после того, как стало ясным, что сопротивление никто из фабрики не оказывает. Некоторые рабочие были расстреляны, многие арестованы».

Революционер И. Петухов писал: «Ночью 13 или 14 декабря, точно не помню, когда, открылась беспощадная орудийная стрельба по Пресне. Разрушали фабрику Шмидта. От разрывающихся снарядов пожар охватил большие здания по улице от Зоологического сада».

Даже на фоне кровавых событий на Пресне разрушение шмидтовской фабрики выделялось как нечто экстраординарное.

Больше того, разрушение фабрики использовали в качестве пыток. Надежда Крупская писала: «Николай Павлович был арестован, его всячески мучили в тюрьме, возили смотреть, что сделали с его фабрикой, возили смотреть убитых рабочих, потом зарезали его в тюрьме. Перед смертью он сумел передать на волю, что завещает свое имущество большевикам».

А вот обстоятельства гибели Шмидта туманны. Он то отказывался от своих показаний, то вновь подтверждал их. В конце концов, после года одиночного заключения, он был найден мертвым в камере тюремной больницы, куда был помещен по подозрению в умопомешательстве. Тот же Валентинов рассказывал: «Тюремные сторожа, получавшие от родственников Шмита весьма изрядную мзду, выполняли потихоньку по его поручению все сношения Шмита с внешним миром. Говорили, что речи, которые им держит Шмит, часто таковы, что ничего в них разобрать нельзя. Странным им казалось и его отношение к приходящим к нему на свидание сестрам. То он плакал, что их около него долго нет, то говорил сторожам: «Гоните их в шею, не допускайте ко мне…«».

По одной из версий Шмидт выбил стекло и зарезался его осколком, а по другой его просто убили.

После революции на месте фабрики установили памятный камень и разбили детский парк имени Павлика Морозова.

* * *

В доме же 5 по Нововаганьковскому переулку находится обсерватория. Относилась она к университету и была открыта в далеком 1831 году. Ранее эта территория принадлежала Зою Зосиме – предпринимателю и меценату греческого происхождения. Не удивительно, что земля досталась университету фактически даром. Просвещенный грек писал попечителю Московского учебного округа Александру Александровичу: «Милостивый государь, Александр Александрович! На почтеннейшее отношение Вашего Превосходительства от 26 сего мая №662, имею честь сим ответствовать, что принадлежащую мне дачу, находящуюся в Пресненской части на трех горах, я никогда не отдавал во владение Императорскому Московскому Обществу Испытателей Природы, а имел желание и теперь желаю пожертвовать оную Императорскому Московскому университету на устройство на оном месте Обсерватории, или на что другое полезное с Высочайшего утверждения Его Императорского Величества. Да послужит сие приношение мое новым доказательством отличного уважения моего к Московскому университету, коего я имею честь именоваться Почетным членом.»