Никита Леонтьев - Усташские лагеря смерти в Независимом государстве Хорватия в 1941–1945 гг.

***

Гойко Кнежевич (родился 22 декабря 1934 года в селе Ушивац, община Козарска-Дубица, на момент публикации книги проживал в Баня-Луке, Босния и Герцеговина):

«Я помню наш сельский дом в козарском краю. В 1942 году у меня было восемь братьев, мать и отец. Помню, как наши детские игры были прерваны призывом ко всеобщему бегству. Говорили, что усташи жгут села и убивают народ. На скорую руку мать упаковала все, что можно было унести, и мы вместе с остальными сельчанами отправились к горе Козара. Там, на Козаре, я впервые понял, что люди умирают от каких-то доселе неизвестных мне пуль и гранат. Я никогда раньше о них не знал. Мы блуждали по склонам Козары, чтобы нас не схватили. Мать моя была беременна, и в один из таких дней она родила нам сестру, которую назвали Лепосавой.

Некоторые из тех, кто бежал вместе с нами, смогли прорваться к горе Грмеч, понеся при этом огромные потери. Прочие же, в том числе и мы, остались в кольце окружения немецко-хорватских войск. В этом всеобщем хаосе я вскоре потерял своих родных. Меня схватили какие-то солдаты – таких я видел впервые в жизни. Группу пленных, включая и меня, отвели пешком в лагерь Стара-Градишка.

В Стара-Градишке нас разместили в каком-то здании, туда набилось огромное количество мирных жителей. Теснота была такой, что нельзя было ни сесть, ни лечь. Однажды меня и других детей вывели во двор, построили в ряд и у каждого спрашивали имя и фамилию, вероисповедание, имена отца и матери, а также место рождения. В итоге детей разделили на две группы. По какому признаку нас разделяли, мне было непонятно. Я был помещен в первую группу. Когда усташ спрашивал меня и я назвал имя отца, он сказал – «Я его знаю!» После этого он и направил меня в первую группу. Помню, какого-то мальчишку примерно моего возраста усташи оставили во второй группе. Затем вторую группу вывели с территории лагеря в сторону реки Савы. Меня жгло любопытство: почему же именно их вывели из лагеря? Не в силах ему противостоять, я тихонько выбрался (это было не так и сложно – территория охранялась не слишком усердно) и пошел вслед за второй группой. Я видел, как их отвели на берег Савы и построили перед двумя солдатами. Солдаты начали стрелять по детям. Меня ужаснула мысль, что на месте того мальчишки мог бы быть и я сам.

В один ничем не примечательный день к нам на территорию въехали грузовики. Нас побросали в них и повезли вдоль берега Савы. Когда нас высадили перед воротами и повели на территорию лагеря, я еще не знал, что попал в Ясеновац. Я увидел рядом с собой множество людей, одетых преимущественно в сельские одежды, по которым я понял, что почти все они из моего края. Я начал расспрашивать их, не видели ли они моих родных. Спустя несколько дней я случайно увидел мать в группе пленников. Мы встретились – тут же оказались и несколько моих братьев (но не все). Ежедневно в лагере слышалась стрельба, а также крики и стоны пытаемых пленников. Одной из главных забав усташей было отнимать детей у матерей, чаще всего это делалось насильно. Это случилось и с моей матерью. Усташи попытались отнять у нее мою сестру, Лепосаву. А надо сказать, что моя мать была физически крепкой и очень храброй женщиной. Когда усташи попытались отнять у нее дочь, она, держа ребенка одной рукой, другой сшибла их с ног, и они упали в грязь. Это привело в бешенство целую группу усташей, находившихся рядом. Они набросились на нее всем скопом и отняли дочь. Один усташ подбросил мою сестру в воздух, а другой поймал ее штыком своей винтовки. Так и завершилась короткая жизнь моей сестры. Остальные усташи держали мою мать, пока не пришел еще один с ножом, наклонился над матерью и отсек ей одну из грудей. Те же пленные, что в этот момент случайно находились рядом (в том числе и я) должны были на это смотреть. Несколько усташей наблюдало за нашей группой, видимо, ожидая, что там есть кто-то из родственников моей матери. Несомненно, если бы я выдал себя вскриком или другим образом, меня бы уничтожили тут же. По счастью, один из пленников знал, что я – сын истязаемой. Он закрыл ладонью мне рот, что и спасло мне жизнь в тот момент.

Я понимал, что мне нужно избегать любых сборищ, любой ценой не быть среди толпы пленников. Поэтому я целыми днями ходил по лагерю, стараясь не попадаться на глаза усташам. Перед моими глазами проходили сцены из жизни лагеря. Видел я, например, как люди, и стар и млад, работают на савской насыпи. Они носили землю и камни прямо в руках. Когда кто-либо терял силы, он падал под тяжестью переносимого груза. Таких немедленно убивали, не давая им даже подняться. Оставшиеся в живых вкапывали тела убитых в насыпь. Когда вы сегодня гуляете по насыпи – знайте, что ее каркас составляют кости, бессчетное число костей павших узников.

Также я видел, как паром перевозил огромное число пленников с нашей стороны на противоположный берег Савы. Когда паром возвращался, он всегда был пуст, что меня удивляло. Уже позже я узнал, что те, кого перевозили на другой берег, были там уничтожены. Их закапывали в общие могилы в местечке Доня-Градина.

Кормили нас отбросами, остававшимися после работы полевых кухонь. Однажды усташи собрали всех детей в одном месте и сказали нам, чтобы, начиная с этого момента, мы не смели ничего говорить, и не отвечать ни на какие вопросы. Нарушителя приказа ждала бы мгновенная смерть. Нам не нужно было говорить дважды, мы и без того были перепуганы. На следующий день нас снова собрали на том же самом месте. Тогда в лагерь вошла группа мужчин и женщин в белых халатах. Они начали осматривать нас и задавать всевозможные вопросы. Мы же молчали. Вновь прибывшие осмотрели нас, некоторым перевязали раны. Как я узнал много позже, это были представители международного Красного креста, которые прибыли в Ясеновац, узнав о том, что тут есть и дети…

…Наступил день, когда меня и еще тридцать детей, уж не знаю, по каким причинам, посадили в грузовик и увезли в Загреб. Нас поместили в лагерь только для тех детей, которых усташи разрешали усыновлять или удочерять жителям Загреба. Тот горожанин, который хотел бы взять ребенка на воспитание, должен был подписать заявление, в котором он давал обещание изменить ребенку имя и фамилию и воспитывать его в католическом духе.

Власть называла этот лагерь «Приют для детей бандитского террора». В нем я познакомился со своим сверстником, которого звали Бошко. Мы подружились и заботились друг о друге. Когда я тяжело заболел и не мог ходить за едой, Бошко делил свою порцию со мной.

Осенним днем 1944 года я сидел во дворе и грелся на солнце. Когда меня накрыла тень, я поднял голову и увидел красивую женщину, чья голова была покрыта шелковым платком. Она смотрела на меня. Я же в результате тяжелой болезни был настолько слаб, что еле-еле смог прошептать женщине, чтобы она взяла меня с собой, или я здесь умру. Она взяла меня на руки, так как сам ходить я не мог, и донесла меня до ворот. Там она должна была подписать заявление о том, что взяла ребенка. Усташ спросил меня: «Хочешь ли ты пойти с этой тетей?» Я сказал, что не пойду, если она не возьмет и Бошко.