Виктор Вейнблат - Майсен. Часть 2. «Времена не выбирают, в них живут и умирают»

Наши беженки просто оторопели от такой ситуации. Это что же за судьбинушка такая? Что же это такое, в Ессентуках были на волоске от смерти, ушли как Колобок от волка, чтобы опять попасть в его злобную пасть.

Испытав первый шок, они едва нашли в себе силы дойти до стола, сесть, собрать волю в кулак и обсудить безвыходную ситуацию.

Нет уж, сдаваться не будем, будем чистить им туалет, соблюдать Орднунг и не показываться на глаза. Разработали строгие правила, которые должны помочь спастись, а дальше, что будет то будет.

Блондинка Шура должна была сказать, что девочки её дочки. Девочкам строго наказали тётю Шуру называть мамой, а маму «тётей Верой». Девочки в такой ситуации взрослели быстро, не по годам. Твёрдо уяснили, что при появлении немецкого офицера, быстро прошмыгнуть мышками, исчезнуть и затихнуть.

Основная проблема складывалась вокруг бабушки Златы Шмулевны, её характерная внешность в сочетании с явно выраженным «одесским» акцентом сдавали её по полной. Перебрали разные варианты, но потом просто отселили её во двор, в летнюю кухню и запретили вообще открывать рот, произносить слова. С этого часа она глухонемая, слабовидящая старуха.

Вере лучше рано уходить в госпиталь и возвращаться по темноте. Госпиталь во время оккупации не закрыли, врачи и персонал продолжали работать.

Планы, это всегда хорошо, только реальная ситуация чаще развивается по третьему, непредсказуемому сценарию. Поселившейся немецкий офицер, в первый же вечер попросил всех выйти и представиться. Скользнув взглядом по Вере и Шуре, он очень обрадовался при виде двух очаровательных девочек. Они напомнили ему двух deutsches Madchen, его дочурок, живущих в Саксонии. Офицер проникся к ним отеческой заботой, сразу поручил своему денщику следить за чистотой детской одежды и особенно обувью. Уж очень он хотел видеть в ней. Возвращался со службы, поужинает, посадит на колени маленькую Наточку, угощает хлебом с маслом, шоколадом. Достанет семейную фотографию, показывает и что-то говорит на немецком.

Вера подслушивала и перевела, что говорит офицер. У него в Германии такие же две девочки, он их любит и очень скучает. Говорит, уже скоро война закончится, к нему в этот посёлок приедет жена с детьми и он обязательно познакомит Наточку со своими дочками. Офицер хоть на часок хотел воссоздать себе традиционный семейный уют. Забывался, что вдалеко от своего родного дома, но совсем рядом со смертью.

Жизнь под одной крышей с нацистом усложняла ситуацию. Ребёнок мог что-то сболтнуть лишнее и тогда всё могло рухнуть в момент. Шура, с замиранием сердца наблюдая со стороны за сидящими на коленях у офицера дочками. В такие моменты ей мерещилось, как прибегает денщик, нервно что-то докладывает офицеру, тот брезгливо отшвыривает девочек.

Денщик хватает детей и бросает на растерзание голодным кавказским волкодавам, а Веру и её маму вешают в саду на ближайшем дереве.

Но, умненькие девочки чётко выполняли все распоряжения, которые перед сном им нашептывала мама. Бабушка тоже мужественно молчала, замоталась платком под горянку и не реагировала ни на что. Прошмыгнёт по двору к себе в сарайчик и копошиться там. Каково было женщине всё время держать язык за зубами. Это был подвиг во имя жизни дочери и внучек.

Надо сказать, что немецкий гарнизон вел себя в Майском поскромнее. Командующий южного направления, Feldmarschall von Kleist приказал не обострять отношений с кавказскими народами. Солдаты у местных покупали на рынке молоко яйца, фрукты за рейхсмарки. Сам генерал посещал мечеть, общался со старейшинами, рассказывал о политике германии на Кавказе.

Вера рано уходила в госпиталь, возвращалась поздно, старалась не пересекаться с постояльцем. Работы в госпитале было много и её поведение не вызывало подозрений у денщика. Он обратил на это внимание. – Sehr Gut! Arbeit macht frei.

Санитарка Вера примкнула к группе врачей, которые занимались подпольной деятельностью. Приписывала в ведомости высокие температуры характерные для инфекций, больным ставили фиктивные диагнозы и переводили в инфекционное отделение. Так молодые люди получали отсрочки на работу в Германии.

Случился даже пикантный момент, местный молодой парень, дезертировавший из действующей советской армии, который «лечился» в инфекционном отделении госпиталя, наблюдая, как стройная «санитарка Верка», моет полы, страстно в неё влюбился, стал домогаться, настойчиво просил выйти за него замуж.

Дарил кульки с фруктами и продуктами, родственников подсылал к Вере свататься. Её убеждали, что не надо бояться, русские уже разбиты и никогда не вернуться, а в их семье будет жить долго и счастливо. Вера, со своей стороны, как могла, уходила от ответа. Ссылалась на квартирного офицера, он не разрешит ей уйти из дома. Каждый вечер общается с ними, русский учит.

Надо отдать должное, в этой ситуации влюблённый местный парень не мстил ей, не угрожал выдать, что из беженцев. В этом проявлялась национальная черта кавказцев.

Следующие три месяца прошли как три года. Жили, можно сказать, на лезвие ножа. В конце января 1943 года немецкий гарнизон посёлка неожиданно засуетился, солдаты грузили в грузовики имущество, первыми уехали старшие офицеры. Вера с Шурой и не знали, что после капитуляции фашистов под Сталинградом, южная армия Feldmarschall von Kleist попадала в «котёл» и должна была быстро выравнивать фронт.

В поселок вошли советские горно-стрелковые части. Кавказские МинеральныеВоды так же были свободны. Принесли спирт из госпиталя, разбавили томатным соком и сели отметить своё очередное рождение.

Вот тут уж, захмелевшая «бабушка» отвязала свой язычок по полной. Рот не закрывала, никак наговориться не могла. Ей на тот момент было чуть более пятидесяти, хорошо смотрелась и весело, с одесским юмором, рассказывала, как немец-денщик, примерно одного с ней возраста домогался, а я, делала большие глаза и крутила пальцем у виска, – дурной штоли?

Все слушали и хохотали до упаду.

Женщины на радостях вымыли дом до блеска, выстирали, погладили всю одежду и всё чем пользовались. Попрощались с соседями, старыми и новыми друзьями, взяли справки о своей работе в госпитале и пошли на главную дорогу. Попутным транспортом добрались до Ессентуков.

Пришли к оставленному дому, но там уже кто-то живёт. Встретили Веру соседки крайне злобно, вообще не понимали, почему эти «еврейки» живые ходют. Опасались тётки, немец вернётся, узнает, что еврейкам помогали, «зараз расстреляють».

Мир не без добрых людей, заботу проявили армянские семьи, знакомые по госпиталю. Помогли с жильём, на первое время, с тёплой одеждой.

Доктор Вера, медсестра Шура, с оставшимися в живых медиках, восстанавливали госпиталь, разрушенный и разграбленный за 5 месяцев оккупации. К маю 1943 года уже функционировали все госпитали и водолечебницы Кавказских Минеральных Вод. Поезда вновь потянули вагоны с раненными. Но уже среди медперсонала уже не было профессоров и специалистов еврейской национальности. Были убиты все врачи эвакуированные из Ленинграда, Киева, Одессы, Крыма. Уже не было профессора Баумгольца, врачей высокой квалификации Дрибинский, Сокольский, Чацкий, Шварцмана, хирурга высшей квалификации Михаила Кауфмана, известного терапевта Фаинберга. И это лишь самый малый список выдающихся людей, расстрелянных за Стекольным заводом Минеральных Вод.