Лев Квин - Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

Вскрывает его Гуркин в моем присутствии.

А там по два экземпляра ценнейших в то время для нас русско-венгерского и венгеро-русского словарей. И записочка без подписи от руки:

«Посылаем Вам и старшему лейтенанту Квину в знак признательности за товарищескую помощь комсомолу».

Подполковник Гуркин сияет. Подарок и в самом деле знатный.

— Так вот, оказывается, какой была ваша просьба. Но почему же вы сразу мне не сказали?

— Хотел, чтобы было сюрпризом, — нашелся я.

— А вы знаете, по-моему, ничем не хуже почетной грамоты, — сказал подполковник Гуркин, удовлетворенно листая один из словарей. — И ее вы тоже получите, помяните мое слово!

Почетную грамоту ЦК ВЛКСМ я действительно получил.

Тридцать лет спустя.

В одну из круглых годовщин подъема целинных и залежных земель на Алтае.

Майор Афанасьев, выпучив по-рачьи глаза, буквально ворвался в кабинет подполковника Гуркина.

— Уже здесь! — прошептал он так громко, что тише, наверное, прозвучал бы крик. — К вам следуют!

— Кто? — не удержался я от вопроса, хотя громовой шепот предназначался явно не мне.

Афанасьев, скривившись, отмахнулся как от назойливой мухи, но все-таки ответил:

— Начальник ГлавПУра с супругой. А сам бочком, бочком к двери и остановился там с тем же напряженным выражением лица. «Чтобы как только войдут — улизнуть, — разгадал я его несложный маневр. — Сейчас Гуркин и меня вытурит».

Но если мой начальник и собирался избавиться от излишнего в такой ситуации свидетеля, то просто не успел. Снова открылась тяжелая дверь и, пропустив вперед дородную даму, вошел генерал-полковник с широким волевым, но приятным, незлым лицом с умными внимательными глазами.

Подполковник Гуркин почему-то не проявлял признаков волнения или тревоги. Не суетясь, вышел, оправляя гимнастерку, из-за своего письменного стола, протянул, как положено, руки по швам. А я выскочил, прижавшись к стене, ближе к углу, и кляня себя за то, что не сообразил, как Афанасьев, вовремя слинять из кабинета. А ведь имелся еще просвет в несколько секунд.

— Товарищ генерал-полковник, вверенное мне отделение по работе среди...

— Отставить! — гаркнул генерал. — Да ты что, Федя...

— Ну как же! — на лице Гуркина мелькнула мимолетная улыбка. — Начальник Главного политического управления Советской Армии... А ты все такой же, Иосиф Васильевич, честное пионерское! Прямо удивительно! Ну разве только в плечах раздался самую малость.

— А ты думал, раз генерал-полковник, то обязательно с пузом?

Они обнялись.

«Однокашники, — тотчас же вычислили мои извилины. — Скорее всего, по комвузу. И по годам, похоже, ровесники».

Я посмотрел в сторону двери. Афанасьева, конечно и след простыл. Да, надо было и мне не зевать!

Генерал представил Гуркину жену. Несколько минут повспоминали общих знакомых, похлопали, улыбаясь, друг друга по плечам.

А потом генерал сказал:

— Честно говоря, я ведь к тебе, Федя, не собирался. Времени ну ни копья! Едем с инспекционной проверкой... — он назвал дивизию. — Это все она, супруженница моя: как же, мол, так: проехать мимо Будапешта и даже город не поглядеть! Ну а жена есть жена, наверное, по собственному опыту знаешь. Пришлось свернуть с большой дороги в вашу деревеньку.

— И правильно!

— Но только на час! — тут же предупредил генерал. Время — одиннадцать тридцать. А в двенадцать тридцать отбываем.

Жена пыталась что-то вставить, вероятно, возразить. Но он предостерегающе поднял руку.

— Я сказал: только час! Не было еще случая, чтобы начПУра опоздал... Так вот, просьба к тебе, Федя: дай нам в гиды кого-нибудь из своих венгров, и пусть покажут нам самое-самое примечательное. На моей машине, разумеется. Ровно час!

Гуркин сразу посмотрел на меня, Так, понятно! Вот что значит не успеть вовремя смыться!

— Венгры все уже с утра в разгоне — где их теперь сыщешь? Но я вам дам в сопровождающие одного нашего офицера, получше любого венгра. Вот! — он представил меня. — У него будапештские таксисты дорогу спрашивают, если им требуется малоизвестная улица или место позаковыристее. Так ведь, старший лейтенант?

— Был один такой случай, товарищ подполковник, — подтвердил я без особого энтузиазма.

Ох как не хотелось мне ехать! От большого начальства лучше держаться подальше. Тем более, если оно с половиной. Чем-нибудь не угодишь, наморщит нос — и был комар, да весь вышел!

Поехали мы вчетвером — генерал, его жена, я и шофер на новеньком «бьюике». Машинам с инспекторами и охраной генерал приказал ждать в нашем обширном дворе.

Разумеется, в уме я уже прикинул заранее, что можно показать за час.

— В Буду, конечно, не поедем, — непререкаемо изрек я уже на правах гида. — Во-первых, там все разбито, еще только восстанавливают, а во-вторых, по единственному уцелевшему мосту такое движение... Как раз полчаса туда ползти да столько же обратно.

— Старший лейтенант, мы полностью отдаем себя в ваши умелые руки, — великодушно подтвердил генерал. — Куда хотите, туда и везите. Но только один час. Нет, уже пятьдесят пять минут, — он бросил взгляд на наручные часы.

— А мне говорили, что именно в Буде самые богатые особняки, — в голосе генеральши звучали явные нотки недовольства, и я утвердился в своем подозрении, что опасаться нужно больше ее, чем начПУра.

— Ну, тогда давайте через мост в Буду, — стараясь сохранять спокойствие, сказал я шоферу. — А на том берегу сразу разворачивайте машину и обратно в отделение. Пожалуй, успеем.

Генерал благодушно улыбался. Его жена промолчала, и я понял, что этот боевой эпизод выигран. Инициатива, по крайней мере на ближайшее время, переходила ко мне.

И мы покатили по набережной,

Я сидел рядом с шофером. Генерал настоял: так, мол, гиду будет удобнее, все на виду — налево это, направо — то. А сам он уселся рядом с женой на заднем сиденье.

— Ну, прежде всего, посмотрим отсюда на гору Геллерт.

На том берегу на зеленой вершине над Дунаем уже высилась не вполне еще законченная гигантская статуя женщины с пальмовой ветвью в руках и у подножья — солдат-освободитель с автоматом.

— Впечатляет, — стянув губы, покачал головой генерал. — Кто скульптор?

— Кишфалуди-Штробль Жигмонд. Собственно, Штробль его учитель. И он после смерти Штробля в знак благодарности присоединил к своей и его фамилию, чтобы не прерывался род. У Штробля не было сыновей.

Генералу понравилось:

— Похвально!

— А это что за святой с крестом? — строго спросила его жена. — Вон там, пониже. Как-то не сочетается.

— Так это же святой Геллерт — креститель венгров. Памятник стоит здесь, по меньшей мере, лет сто. Национальная, можно сказать, реликвия.