Лев Квин - Улица Королевы Вильгельмины: Повесть о странностях времени

Меня словно ударило под дых.

— Ах ты гад!

Задыхаясь, я вскочил на телегу, вырвал засов собачьей передвижной тюрьмы и раздвинул обе тяжелые дверцы.

Разномастная, разнопородная, разнорослая лавина в полной тишине, обдав меня ветерком, пронеслась мимо и моментально растворилась во дворах, в переулках, в переходах между домами.

Все толпившиеся вокруг повозки стояли с раскрытыми ртами. Оба собачника с ненавистью смотрели на меня, готовые разорвать на куски. Старший не выдержал, спрыгнул с передка телеги, схватился за рукоятку бича, бросив одновременно грязное ругательство.

Я положил руку на кобуру.

— Спокойнее, спокойнее, собачье пугало!.. Товарищ боец, а вы что стоите и смотрите, как в кино? — обратился я к часовому у входа в отделение. — Гоните прочь эту нечисть от вверенного вам объекта! Вам что, непонятно, кто перед вами?

Он словно опомнился, приложил к плечу приклад и клацнул затвором.

Бритоголовый вскочил на передок и щелкнул бичом. Опустевшая собачья повозка понеслась вскачь, не разбирая пути, и скрылась за первым же углом.

И тут неожиданно раздались аплодисменты.

Аплодировала вся улица, начиная от высунувшихся в окна верхних этажей домов по соседству и кончая улыбающимися обступившими меня женщинами, чьи любимцы находились пока еще неизвестно где, но, во всяком случае, уже не во власти безжалостных бритоголовых убийц.

Это были первые аплодисменты в моей жизни, и я, потея и краснея, не знал, как реагировать на них. То ли раскланяться, посылая во все стороны воздушные поцелуи, то ли, протестуя, замахать руками, требуя, чтобы немедленно прекратили никак не подходящее к моменту театральное действо.

Смешно, конечно, и то и другое. Но и стоять, переминаясь с ноги на ногу, насупив брови, демонстрируя свое глубокое недовольство происходящим, тоже, наверное, не лучшее решение.

Выручила Аннушка. Сияя, она подошла со своим любимцем Чипом на руках. Бедняга еще не отошел от пережитых треволнений и дрожал мелкой дрожью, от рыжих пучков на ушах до кончиков тонких изящных лапок.

— Спасибо, господин старший лейтенант. Дай вам бог здоровья за доброту и участие и... Познакомьтесь, пожалуйста! Это сын моих бывших хозяев, их сиятельство молодой граф. Он случайно оказался поблизости и тоже восхищен вашим подвигом.

Уже и подвиг! Ну анекдот! Ну анекдот! Надо же так вляпаться! Еще назовут собачьим спасителем, пойдут сочинять всякие издевательские анекдоты. У нас народец — дай только повод!

— Аннуш! — с упреком, но и улыбаясь, произнес, глядя мне прямо в глаза, долговязый юноша в уже виденном мною новеньком рабочем комбинезоне. — Сколько раз я просил тебя не называть меня «сиятельством» и «графом»! Я покончил с прошлой жизнью, — это уже явно предназначалось для меня, — отрекся от своих родителей-эксплуататоров, даже фамилию другую принял, порвал со своим сословием и являюсь теперь полезным и равноправным членом общества, Вы живете со своей супругой в моих бывших комнатах, как сказала мне Аннуш. Так откройте, пожалуйста, шкаф, выньте из гнезда нижний ящик и под ним вы обнаружите переписанные моей рукой отрывки из «Капитала» Карла Маркса и из «Происхождения семьи, частной собственности и государства» его единомышленника и сподвижника Фридриха Энгельса. Еще тогда, в то проклятое время, я тайком изучал эти книги, рискуя ежеминутно оказаться в руках...

И тут он вдруг исчез, как фокусник в цирке. Вот только что стоял рядом и говорил вдохновенно. И испарился вроде бы на полуслове.

Что за чудо!

Я оглянулся. Из наших ворот выходил, четко печатая шаг чугунными сапожищами, майор Афанасьев. Он улыбался, скаля крепкие желтые зубы. От него разило самым дешевым в мире одеколоном. Каждое утро, вместо того чтобы умываться, он выливал на себя флакон трофейного одеколона, которого у него было припасено несколько ящиков.

— Что за шум, а драки нет? И почему это вдруг бьют в ладоши, как на выступлении рыжего в цирке? Какую такую речугу ты толкнул им, старшой?

Подполковник Гуркин отнесся ко всему происшедшему у ворот отделения гораздо серьезнее, чем можно было ожидать.

— Значит, никуда он не делся, этот юный граф Зай, по-прежнему кружит вокруг отделения, — он в задумчивости легонько постукивал концом карандаша по стеклу на столе. — И не он ли сюда навел собачников, преследуя какие-то свои цели?

— Говорит, порвал с родителями, фамилию другую принял, — объективности ради вставил я.

— Это только свидетельствует о том, что законспирировался графенок серьезнее, чем можно было предполагать. Значит, причина тоже основательная.

— Еще бы! Три с половиной центнера серебра! — скрипнул зубами майор Афанасьев. — Что ж ты мне сразу не указал на него, старшой? Я бы его тут же из-под земли достал.

— Да я и глазом моргнуть не успел, как он испарился.

— Надо успевать! А то видишь, как некрасиво зевнул.

— Оставьте старшего лейтенанта в покое, товарищ майор. Как выяснилось, Аннушка утром прибежала прежде всего к вам, своему непосредственному начальнику, а вы и не подумали шевельнуться. Где же ваша собственная хваленая бдительность?

— Да кто ж знал, что это связано с графенком?

— Вы не знали, а старший лейтенант тем более.

Майор Афанасьев хмыкнул, не решаясь возражать.

— А дежурных по двору из рядовых и сержантов на ночь ставите?

— А то как же! — он смущенно откашлялся. — С сегодняшнего вечера будут как штык, товарищ подполковник!

И опять покашлял в кулак.

— Вот видите! А ведь я вам две недели назад говорил... И еще с Аннушкой надо поговорить. Молодой граф, видать, ей еще в те времена голову кружил. Вот она ему и выбалтывает по прежней привычке, что у нас тут происходит.

— Я ее сейчас же уволю! — взвился майор Афанасьев. — С волчьим билетом. А то еще и под трибунал подвести? А?

— Вот-вот, как раз подходящий случай... Нет уж, отставить! С Аннушкой я сам поговорю.

— Сердце у вас больно мягкое, товарищ подполковник. Она, можно сказать, как самый настоящий изменник родины. А вы будете с ней цацкаться, разговоры разговаривать. Нет, под трибунал, самое милое дело!

— Я сказал! — слегка повысил голос Гуркин. — Пришлите ее ко мне. И без угроз, пожалуйста. Просто скажите — начальник вызывает. А сами выполняйте то, что вам приказано.

— Слушаюсь!

Майор Афанасьев торопливо вышел, опасаясь, очевидно, схлопотать еще какую-нибудь неприятность. Нет, он ничего не говорит. Подполковник Гуркин начальник не из самых дурных. Но уж если взъестся на тебя за микроскопическую оплошность, то уж лучше побыстрее закатиться за горизонт.

А со мной подполковник Гуркин повел гораздо более серьезный разговор.

— У вас в районном отделе народной полиции, кажется, есть знакомые?