Лев Квин - Горький дым костров

Но в том-то я и вижу силу, если хотите, даже величие Михаила Ассельборна, что и в этих трагических обстоятельствах он не сломился, не пал духом. На первое место Ассельборн всегда ставил не себя, а свою родину. Стране трудно, стране безумно трудно, она ведет бой за свою независимость, на карту поставлен вопрос о ее существовании. И не время сейчас обидам, пусть даже очень серьезным и обоснованным. Сейчас надо находить возможность помочь стране. Поставили заправщиком — нужно работать так, чтобы не пролилось даром ни капли драгоценного горючего. Назначили бригадиром сельхозстанции — помни: хлеб теперь нужнее родине, чем золото. Осознай это сам и добейся, чтобы поняли все члены бригады.

Твоя судьба теперь — это судьба родины. А остальное… Потом, когда отодвинется смертельная опасность, потом можно будет спокойно разобраться и во всем остальном.

И еще одно. Сдается мне, судя по тому, что я узнал об Ассельборне, принадлежал он к числу тех счастливых людей, которые всюду и везде, всегда и во всем оказываются на своем месте. Назначь его командиром — он великолепно организует работу подчиненных. Сделай его простым исполнителем — он сам будет показывать пример в каждодневном труде. Не знает дело — изучит до тонкости. Не умеет — будет тренироваться до тех пор, пока не освоит полностью.

Но вот я прочитал свое же про «счастливых людей» и сразу усомнился. В счастье ли здесь дело? Имеет, к примеру, человек и врожденные способности, и все возможности хорошо учиться, а получается это у него через пень-колоду. Что же, счастья ему не хватает? Или тому, кто, не проверив вовремя правильность режима работы, вывел из строя дорогой станок? Тоже счастья не хватило? Или кто, торопясь побыстрее доложить начальству о завершении всех сельскохозяйственных работ, отдает команду сжигать на полях необходимую для других хозяйств солому?

Нет, тут дело не в счастье. В чем-то совсем другом. Скорее всего, в постоянном чувстве высокой ответственности за все свои пусть даже самые повседневные дела.

Именно это обостренное чувство личной ответственности за судьбу родины, присущее Михаилу Ассельборну, и привело в итоге к тому, что он, демобилизованный из рядов Красной Армии, казалось бы смертельно обиженный и оскорбленный, через короткое время снова оказался в боевом строю защитников отчизны.

Но на этот раз не в небе. Не на самолете. Не в геометрически четком авиационном строю эскадрильи.

На земле. За линией фронта. В разрозненном скрытном строю партизан.

Там, куда нельзя ни призвать, ни мобилизовать. Куда идут только сами, добровольно, по велению совести.

На Псковщине Михаил Иванович Ассельборн воевал в том же партизанском отряде, что и Фризен, занимался тем же самым делом, что и его друг.

В разное время Ассельборн числился в отряде на разных должностях. Был и командиром отряда, и заместителем начальника штаба, и начальником штаба, и командиром разведывательно-диверсионной группы. У партизан, естественно, не могло быть такого упорядоченного делопроизводства, как в регулярных войсках, личные дела ни в твердых, ни даже в мягких корочках в тылу врага не велись, и сейчас трудно точно установить, кто, кем и сколько времени значился. Да это и не играет особой роли. Хорошо известно, что Ассельборн был одним из боевых командиров отряда, выполнял любое задание, действуя при этом мужественно, но без излишней горячности, с инициативой и выдумкой, но всегда трезво и расчетливо. В отряде было много совсем еще молодых ребят, и Ассельборн, который в свои тридцать пять казался на их фоне чуть ли не стариком, ощущал большую личную ответственность за судьбы этих отчаянно смелых, но еще не слишком опытных и в военном и в житейском плане бойцов. Он добивался, чтобы молодежь воспринимала свое участие «в партизанах» не как романтико-героическое приключение, а как тяжелую, повседневную, порой даже скучную, но чрезвычайно необходимую для родины работу. Настроившись на романтический лад, не очень-то пролежишь пять суток подряд под проливным дождем в холод и грязь в секрете у железнодорожной насыпи. А ведь именно это и составляло в конечном итоге основной вид деятельности бойцов отряда.

Мы привыкли представлять себе разведывательную работу по книгам и фильмам последних лет, где показываются, главным образом, блестящие разведчики-одиночки, орудующие под личиной гитлеровцев во вражеских штабах и добывающие там сверхсекретную информацию.

Спору нет, были и такие разведчики, хоть числом, сдается мне, и поменьше, чем если бы собрать в единый сводный отряд всех многочисленных героев таких фильмов и книг. И информацию они порой добывали огромной важности, это тоже неоспоримо. И все-таки первооснова «питания» в военной разведке, как и в любом другом деле, не лакомые кусочки, а черный хлеб, Другими словами, непрерывный поток оперативных сведений, поступавший в штабы от армейских разведывательных взводов и рот, от многочисленных партизанских отрядов и их разведчиков.

Ассельборн и его товарищи были заняты добыванием именно этого повседневного «черного хлеба» разведки. И кто может подсчитать теперь, сколько жизней солдат и офицеров Советской Армии на фронте сберегли неказистые на вид строчки шифрованных донесений, в которых кропотливо, с бухгалтерской точностью подсчитано: теплушек столько-то, платформ столько-то, из них с танками столько-то…

Я не ставлю своей целью детально и хронологически точно рассказать в этой повести о боевой деятельности Михаила Ассельборна. Насыщенным и опасным был буквально каждый день пребывания его во вражеском тылу.

Один только боевой эпизод хочется изложить подробнее.

Вот что сказано в оперативной сводке Совинформбюро от 25 ноября 1943 года:

«…Несколько партизанских отрядов, действующих в Ленинградской области, в ноябре пустили под откос 18 немецких воинских эшелонов, 2 бронепоезда, ремонтно-восстановительный поезд. …Уничтожено большое число гитлеровцев».

Операцией по уничтожению упомянутого в сводке военного ремонтно-восстановительного поезда руководил Михаил Ассельборн. Любопытно, что этот успешный партизанский налет был проведен экспромтом, без всякой предварительной подготовки.

Все началось пятнадцатого ноября 1943 года, когда возле расположения партизан появился неизвестный в затрепанной стеганке, говоривший по-русски с сильным акцентом. Волнуясь и оттого еще более путая слова, он требовал от часовых, чтобы его немедленно доставили к «партизанскому начальнику».

Когда задержанного, который обессилел настолько, что едва переставлял ноги, привели в штаб, то оказалось, что нужен ему не кто иной, как Н. А. Лисин, командир отряда, где Михаил Ассельборн в то время был комиссаром. И пришел незнакомец сюда не случайным человеком. Насильственно мобилизованный гитлеровцами в числе других поляков для работы на железнодорожном ремонтно-восстановительном поезде, этот мужчина — он называл себя Янеком — добывал по поручению командования отряда разведывательные сведения.