Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил

На этом примере можно проследить разницу между терроризмом и политическим убийством. Многие современники из числа противников якобинцев сетовали: Корде не того зарезала. Надо было «валить» Робеспьера. В самом деле, последний был куда активнее и опаснее. Марат же был болен и не выходил из дома. Но! Марат являлся теоретиком и ярым пропагандистом государственного террора. То есть его убийство было прежде всего знаковымактом. А ликвидация Робеспьера – всего лишь устранением одного из радикальных политических деятелей. Тем более, на нем свет клином не сходился. Имелись и другие, не менее веселые ребята.

Впрочем, убийство Марата тоже никакой особой пользы противникам якобинцев не принесло. Скорее даже наоборот. Дело в том, что Корде сочувствовала более умеренным революционерам, жирондистам, отрицавшим разухабистые якобинские методы. Жирондистов можно сравнить с российскими меньшевиками. Совершенное Корде убийство дало повод развернуть против них политику массовых репрессий. Мало того – из Марата стали лепить икону. Причем, в буквальном смысле. В церквях, на алтаряхвыставляли его бюсты. Его сравнивали с Христом. Причем это не было политикой властей. (Якобинцы к Католической церкви и к христианству вообще относились очень плохо.) Это было, так сказать, стихийным творчеством революционных масс. Сторонников крайних революционеров во Франции имелось достаточно.

Антиправительственное движение, как надеялась Корде, тоже не поднялось. Хуже того. В народном представлении жирондисты стали отождествляться со сторонниками короля, а к последним относились как к предателям (поскольку они активно сотрудничали со всеми врагами Франции). Интересно, что после реставрации Бурбонов власти стали лепить икону уже из Шарлотты Корде.

Великая французская революция закончилась. Во Франции восстановилась королевская власть, и, казалось бы, слово «террорист» стало достоянием историков. Однако дело их не пропало. Призрак революции начал бродить по миру. В Европе оказалось достаточно много людей, готовых кого-то убить ради своих светлых идей. Причем террористами их подчас делало общественное мнение. К примеру, в 1819 году некий студент Занд, увлеченный либеральными идеями, убил в городе Мангейме кинжалом господина Коцебу, издателя журнала консервативного направления. Дело, конечно, нехорошее, но бывает. Может, пива перепил – вот и взыграли революционные чувства. В конце концов, казалось бы, кого волнует уголовное дело в мелком немецком городке? Но! Занд превратился в символ «борца с тиранией». Его имя стало известно во всей Европе. В России Занд был очень популярен среди декабристов.

Однако по-настоящему террористические идеи овладели массами с распространением анархизма. Это комплекс идей, главной из которых является мысль, что государство – абсолютное зло. Соответственно, врагами воспринимаются все, кто служит государству, – чиновники, представители правоохранительных органов и так далее. Кроме того, анархизм – это радикальное социалистическое учение. Один из основателей анархизма, Пьер Жозеф Прудон, писал: «Собственность – это кража». То есть «буржуи» – тоже враги, и никакой жалости они не заслуживают.

Одновременно с радикальными социалистическими идеями стал широко распространяться национализм. Причем нередко все это сочеталось в «одном флаконе». Ведь как люди рассуждали? Они завоюют независимость – а уж там устроят лучшую и справедливую жизнь. Во время европейских революций 1848 года (а тогда полыхнуло по всей Европе) на баррикадах имелось множество сторонников социалистических идей. Вообще, эти революции для нашей темы весьма важны. Современному человеку революции кажутся неким уродливым исключением. А идея всемирной революции – утопией. Но в XIX веке мыслили не так. Вот оно как полыхнуло – и одновременно во многих странах! Это, разумеется, плодило революционеров. А значит, множилось количество полагавших, что история движется слишком медленно – и надо ее подтолкнуть…

Впрочем, идеи насилия не являлись привилегией революционеров. 24 декабря 1800 года роялисты (сторонники короля) попытались взорвать карету Наполеона. Но по-настоящему веселье началось во второй половине XIX века. На обеих берегах Атлантики.

В этой книге мне часто придется начинать разговор издалека, иначе многое будет просто непонятно.

Европейские революции середины XIX века оказали влияние и на русское революционное движение, а через него и на русский терроризм. Правда, произошло это весьма необычно… Революционные настроения подтолкнули так называемое движение народников.

А началось все с того, что русский писатель и публицист Александр Иванович Герцен в 1848 году оказался в Париже. По взглядам Герцен являлся сторонником демократической республики. Соответственно, монархическую форму правления Герцен ненавидел в принципе. Поэтому он очень хорошо отнесся к французской революции [2], уничтожившей режим короля Луи-Филиппа. Напомню, что хотя тогда термина «мировая революция» еще не было, ход мыслей республиканцев был похожий: вот оно, началось дело всеевропейского «освобождения от тирании». А там, глядишь, и до России докатится…

Однако при ближайшем рассмотрении возникшая во Франции республика Герцену сильно не понравилась. Как и многие идеалисты того времени (да и не только того), он полагал: установление демократической формы правления автоматически принесет всеобщее счастье. Однако выяснилось, что это совсем не так. Смена власти низшим малоимущим слоям общества не дала ровным счетом ничего. Попытки что-то требовать пресекались очень жестко – огнем на поражение…

Но что и как там было во Франции, в данном случае несущественно. Главное – как воспринял это Герцен. Он разочаровался в «буржуазной демократии» и обратился к социалистическим идеям, в частности, к учению уже упомянутого Жореса Прудона. Однако Герцен полагал, что на Западе социалистам ничего не светит. Дескать, все там уже слишком обуржуазились и данные светлые идеи не воспримут. И Герцен обратил свой взгляд на Россию.

Идеи его заключались в следующем. В России существовало коллективное крестьянское землепользование. Земля принадлежала общине («миру»), внутри которой и распределялась «по едокам». Мир решал и внутренние вопросы. Тут, кстати, стоит пояснить и одну правовую тонкость. Как известно, до 1861 года в Российской империи существовало крепостное право. Крестьяне лично зависели от помещиков и обязаны были либо определенное время работать на землях помещика («барщина»), либо платить барину конкретную сумму денег («оброк»). Но в любом случае общинная земля была крестьянской. Отнять ее у крестьян помещик не мог.