Алексей Щербаков - Терроризм. Война без правил

Новости быстро распространились по стране. В Денвере ОСГ выпустил “Призыв к оружию”, в котором говорилось: “В целях обороны собирайте все оружие и боеприпасы, разрешенные законом”. Триста вооруженных забастовщиков отправились из других палаточных городков в район Ладлоу, перерезали телефонные и телеграфные провода и начали готовиться к бою. Железнодорожники отказывались перевозить солдат из Тринидада в Ладлоу. В Колорадо-Спрингс 300 горняков – членов Союза оставили рабочие места и отправились в район Тринидада, имея при себе револьверы, винтовки и дробовики».

(Говард Зинн, историк)

Всего с обеих сторон было убито 33 человека.

Интересный момент. Среди русских большевиков, находившихся в эмиграции, наиболее последовательными сторонниками мировой революции являлись те, кто жил в САСШ. (К примеру, Лев Троцкий тоже сидел в этой стране.) Почему – я думаю, понятно. Они насмотрелись на все эти классовые бои и вполне допускали, что в Америке может тоже полыхнуть…

Новый критический момент наступил в 1918 году после победы большевиков в России. Американским властям стало страшно, что местные рабочие последуют примеру русских товарищей. И началось…

«Уже 16 мая 1918 года был принят “Акт о шпионаже”, обещавший до 20 лет тюрьмы всем, кто “высказывается устно или письменно в нелояльном, хулительном, грубом или оскорбительном тоне о форме государственного устройства”. В 23 штатах сверх того вступили в действие законы, также предусматривающие тюремные сроки для антиправительственных агитаторов, законы о “криминальной анархии”. Наконец, в 33 штатах приняли особые законы, запрещающие вывешивать красные флаги, сочтя это проявлением намерения свергнуть правительство, а власти Оклахомы постановили даже сажать за появление в публичном месте с любой символикой, указывающей “на нелояльность или веру в анархию”. Естественно, американская общественность, традиционно болезненно реагирующая на всякую попытку ограничить демократические свободы, была всем этим весьма недовольна. И тогда по всей стране загремели взрывы.

Началось все с Чикаго, где в сентябре 1918 года взорванная в одном из федеральных зданий бомба отправила на тот свет четырех чиновников. В апреле 1919 года чудом уцелели мэр Сиэтла Хансен и отставной сенатор из Джорджии Хардвик, причем у последнего были ранены жена и служанка. Тогда же почтовая служба выявила 16 начиненных взрывчаткой пакетов, адресованных судьям, чиновникам и крупным бизнесменам, включая самого Рокфеллера, а 2 июня бомбы взорвались сразу в восьми городах. Самой крупной мишенью неизвестных террористов оказался генеральный прокурор Палмер, однако в итоге досталось лишь его вашингтонскому особняку. Единственным же погибшим во время теракта стал сам разорванный в клочья бомбист, зато оставленная им революционная листовка попала в руки полиции целой и невредимой. Наконец, 16 сентября 1920 года у банка Моргана на Уолл-стрит взорвалась конная подвода, разнесшая на куски добрых полсотни прохожих».

(Ю. Нерсесов, журналист)

Кто устраивал эти взрывы – дело темное. Многие историки утверждают, что это была провокация властей. Или, по крайней мере, террористам позволили их совершить. После террористических актов было привлечено к суду 184 активиста «Индустриальных рабочих мира». Они получили от трех до двадцати лет тюрьмы. Однако никаких убедительных доказательств их причастности к терактам найдено не было.

«Единственный признавшийся в причастности к ним типографский рабочий эмигрант Андреа Салседо заблаговременно покончил с собой незадолго до суда. И даже изготовители адской машины с Уолл-стрита остались безнаказанными, хотя в качестве эксперта к расследованию был подключен знаменитый физик Роберт Вуд…»

(Ю. Нерсесов)

В ходе этого судебного процесса получил свою «двадцатку» и Большой Билл Хейвуд. Однако долго он не просидел. В 1921 году Хейвуд был освобожден под залог на время подачи апелляции – и, не будь дурак, бежал в Советскую Россию. Есть версия, что власти на это закрыли глаза – решили, что так будет спокойнее. Хейвуд ведь являлся своеобразным символом – рабочим лидером, несправедливо осужденным за правду.

В отличие от Эммы Гольдман, Большому Биллу в СССР понравилось. Он работал в МОПР (Международная организация помощи борцам революции). Участвовал в 1922 году в создании Автономной индустриальной колонии «Кузбасс». (Это была экспериментальная промышленно-сельскохозяйственная структура в Кемерово, на которой работало около 750 иностранцев левых взглядов.) Умер в Хейвуд в 1928 году и похоронен в Кремлевской стене.

Что касается «Индустриальных рабочих мира», то репрессии их не сломили. Наоборот, именно на 20-е годы XX века приходится расцвет этой организации. Правда, к террористическим методам они уже не прибегали…

В начале ХХ века Старый и Новый свет жили каждый своей жизнью. Жители разных частей света не слишком-то интересовались делами друг друга. А вот Россия и Европа – это совсем иное дело. Здесь всё было рядом. Так что стоит рассказать о том, что творилось в «старушке Европе». Там террористы тоже отнюдь не скучали. Во многих странах Западной Европы находились любители пострелять.

По части терроризма в Европе лидировали Франция и Испания. Началось все, как и в Америке, с «рабочего терроризма» – в городе Монсоле-Мин, вокруг которого имелись угольные шахты. Так что трудовыми конфликтами там было не удивить. Первые акции являлись, так сказать, символическими.

«…У углекопов из Монсоле-Мин, приведенных в отчаяние притеснениями со стороны владельца шахт, – ревностных католиков, начался род восстания. Они устраивали тайные сходки и обсуждали всеобщую стачку; каменные кресты, стоявшие на всех дорогах вокруг шахт, были опрокинуты или же разрушены теми динамитными патронами, которые в большом количестве употребляются рудокопами в подземных работах и часто остаются у работников».

(П. А. Кропоткин)

Однако главные события произошли в Лионе, который находится примерно в 100 километрах от Монсоле-Мин. В «шелковой столице» Франции были свои проблемы.

«В конце 1882 года в Лионском округе свирепствовал страшный кризис. Производство шелков было совсем парализовано, а нищета среди ткачей была так велика, что множество детей толпилось по утрам у ворот казарм, где солдаты раздавали им остатки своего хлеба и супа».