Юрий Дьяков - У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен российской государственности. Исследования и документы

Вот один из них.

В один из октябрьских дней снарядом порвало магистральную мазутную линию. Станция должна была пойти на остановку, но старший кочегар Константин Харитонов (примерно 28 лет), несмотря на горячий мазут, который с ног до головы ошпарил его, несмотря на то, что ему захватывало дыхание, произвел соответствующие манипуляции, отсоединил поврежденный участок без остановки станции. Были отдельные случаи, когда личные примеры командного состава – начальников цехов, мастеров – помогали проявлять примеры стойкости. Например, после одного из интенсивных обстрелов ведущий кочегар Шестернин в беседе с рабочими сказал, что сегодня пережил очень трудные минуты.

Вы представляете, я не видел не только свой обслуживаемый котел, не только тепловой щит, которым я управляю, но от тех осколков, той пыли, которые сыпались на меня, я не видел самого себя. Чувство одиночества оно пугало меня, в тот момент, когда я, казалось бы, потерял самообладание, появляется один из руководителей станции и я, как окрыленный, продолжал стоять на своем рабочем месте.

Когда до периода осады у нас был заместитель председателя Совнаркома товарищ Малышев, то он в беседе с командным составом станции сказал: «Пусть лучше пострадает один – два командира, но нужно личным примером со стороны командного состава обеспечить нормальные условия для работы нашей станции». И наши командиры, именно: начальник электрического цеха Львов, начальник котельного цеха Кругляков, начальник турбинного цеха Крыжановский, заместитель главного инженера Карпов при любых обстоятельствах всегда появлялись там, где этого требовало обстоятельство. В такие тяжелые минуты хладнокровное поведение руководства имеет очень серьезное значение. И мы, помня указания тов. Малышева, осуществили это у себя на практике. Это эффективный и надежный момент работы станции в любых военных условиях.

Здесь нельзя забыть такого человека, как дежурный электрик тов. Карочанский, который, несмотря на свист снарядов, непосредственную близость разрыва их, пунктуально и точно выполнял свои задачи.

Я помню 23 сентября, когда я осуществлял пуск станции и давал соответствующие указания о подготовке к пуску тех или иных агрегатов, со стороны тов. Карочанского я слышал лишь одно: «Я уже это сделал». Интересно, что очень часто при сильных огневых налетах трудно было персоналу, который по нашему указанию становился на места, более безопасные от падающих конструкций и разрывов снарядов, но вы можете в этот момент пойти на главный щит и увидеть, вернее услышать, нечто необычное: на фоне артиллерийской музыки вы слышите классические музыкальные произведения – это тов. Карочанский сидит и «проигрывает» пластинки на патефоне.

Хорошие примеры смелости показали у нас девушки. У нас есть химический цех, в котором мы оставили маленькую горсточку женщин в количестве 7 человек, во главе с заместителем цеха т. Косовой Таисией Ивановной (техник). Рабочее место химиков было в нескольких десятках метров от основного коллектива. Было иногда немножко тоскливо и неприятно, не имея от них никаких сведений (связь, как правило, при этом была нарушена). Ни одного случая паники или беспокойства с их стороны я не наблюдал. Однажды, с большим трудом пробравшись к ним на химводоочистку, я спросил.

– Ну как, страшно?

– Нет, – говорят, – холодно.

При этом температура окружающего воздуха была плюс 20 градусов.

…Нельзя забывать и про работников нашего питания, которые также не оставляли своего рабочего места, обеспечивали, сообразно с обстоятельствами, нормальным питанием рабочий коллектив. До последнего дня, о чем я скажу несколько позже, рабочие систематически обеспечивались горячей пищей. Характерно, что весь период осадного положения мы работали на топливе, которое пришлось добывать непосредственно в Кировском районе, причем мы не пренебрегали никаким видом топлива, вплоть до применения в качестве топлива креозота. Особую настойчивость в этом вопросе проявил заместитель начальника топливного цеха тов. Лисагор.

За период осады, помимо отпуска потребителям электроэнергии и воды, которые играли большую роль в обороне Сталинграда, мы своими силами сумели отремонтировать несколько десятков автомашин, больше 20 орудий, 5 «катюш» и целый ряд других видов вооружения, обороняющих нас частей.

Нельзя при этом забывать роли скромного и деловитого мастера т. Солянникова, для которого никогда не было слова “нельзя”, он всегда говорил: “Ну что ж, попробуем”. А это «попробуем» означало, что работа будет выполнена.

4‑й период нашей деятельности начался несколько неожиданно – с 4 ноября 1942 г. После ночной смены работы станции, осуществив нормальную остановку, весь персонал (кстати сказать, он с первых дней осады перешел на казарменное положение) ложился спать. Люди уже настолько привыкли к своему образу жизни, что артиллерийский обстрел не мешал людям ложиться в кровати нормально раздетыми. И вот в 8 ч. 30 м утра 4 ноября над станцией неожиданно распластали свои крылья фашистские стервятники. 49 «Ю-87» или как мы их называем «музыканты», начали систематически сбрасывать бомбы, имея своей целью разрушить нашу станцию.

Каждый из этих 49 сделал по несколько пикирований. Особенно неприятен был звук сирен. Я не верю людям, которые говорят, что можно привыкнуть, предположим, к артиллерийскому обстрелу, к бомбардировке, я не нахожу правды в их словах. Любую бомбардировку или любой артиллерийский обстрел, по-моему, всякий переносит тяжело и болезненно. Все дело только в том, несколько человек может обладать собой, насколько он не показывает своих переживаний, но большего, что я пережил в эти минуты, я еще не переживал. Очень часто я слышал, что красноармейцы не так боятся бомб, как боятся сирен пикирующего бомбардировщика. Я в этом убедился, что это сущая правда. Действительно, сирена, она таки и выводит из строя людей. И вот, вы можете себе представить, что в это время творится на станции. Люди выскакивали из постелей полураздетыми, бежали в убежища, некоторые бежали к агрегатам, чтобы привести их в состояние «готовности» к такой бомбардировке.

Бомбардировка продолжалась недолго, минут 20–25, но для нас это показалось вечностью. Когда самолеты улетели, мы вынуждены были признать исключительной силы результаты этой бомбардировки. До этого дня у нас не было ни одной серьезной жертвы, то в этот день их было больше двух десятков. Пострадало очень много агрегатов. И станция фактически была на долгое время выведена из строя с точки зрения ее эксплуатации.

Пришел Ильин, секретарь обкома партии. Было принято решение обкома партии окончательно эвакуироваться на левый берег Волги с тем, чтобы сохранить оставшуюся горсточку смельчаков.