Эпсли Джордж Беннет Черри-Гаррард - Самое ужасное путешествие

Привожу рассказ самого Лэшли:

«Праздник Рождества — и действительно праздник: мы прошли по очень изменчивой поверхности целых 15 миль. Главное, на ней' трещин хоть отбавляй. На каждом шагу нагромождения льда — не знаешь, с какой стороны их обойти. Мне не повезло — я упал в трещину и повис на конце постромок.

Мало приятного, конечно, особенно в рождественский праздник, с которым совпадает мой собственный день рождения.

Повиснув в воздухе и раскачиваясь на постромках, я за несколько секунд овладел собой и огляделся. Это был, скажу вам, не волшебный замок. Когда я уже пришёл в себя, сверху раздался голос: „ Вы в порядке, Лэшли? “ Я, разумеется, был в порядке, но что за радость болтаться в пустоте на куске верёвки, тем более в таком месте! В яме, глубиной футов в пятьдесят, шириной — в восемь, длиной — в сто двадцать. Пока я так раскачивался, у меня было более чем достаточно времени, чтобы прикинуть размеры, а ширину я даже измерил лыжными палками, благо они висели у меня на кистях рук. Прошла, казалось, вечность, прежде чем я увидел над собой верёвку с петлёй на конце для ноги. Мне бы не хотелось часто попадать в такие переделки, тем более что в трещине я промёрз насквозь и отморозил лицо и руки, а это очень мешало выбираться наверх. Но Эванс, Боуэрс и Крин благополучно вытянули верёвку. Крин поздравил меня с днём рождения, я вежливо поблагодарил, и все рассмеялись {132} , довольные тем, что я отделался лёгким испугом и даже не ушибся. Мои товарищи звали на помощь впередиидущих, но те, как ни странно, ничего не слышали, а оглянулись в тот самый момент, когда меня вытащили на поверхность, и лишь тогда узнали, что произошло. Они нас дождались. Капитан Скотт осведомился, как я себя чувствую и могу ли идти, на что я честно ответил, что да, могу. Зато вечером в лагере, за едой, я был бы вовсе не прочь смолотить двойную порцию. Впрочем, угощение и так было на славу. Обед состоял из пеммикана, галет, шоколадных эклеров, конины, рождественского плам-пудинга, имбирных леденцов и карамели — по четыре штуки на каждого. Мы все наелись до отвала» [236].

До ленча мы прошли больше восьми миль. Я умудрился наскрести из барьерных рационов дополнительное угощение — по плитке шоколада и по две ложки изюма в чай. Вскоре после ленча трещины исчезли. Дело шло к вечеру, но капитан Скотт шёл как заведённый и не собирался останавливаться.

Ветер улёгся, очки запотевали от дыхания, в ветрозащитных куртках было слишком жарко, одним словом, всё не слава Богу. Наконец Скотт остановился, и мы выяснили, что прошли 14,75 мили.

«Не сделать ли нам в честь Рождества все пятнадцать?»

— спросил Скотт. И мы с радостью двинулись дальше: одно дело — тащиться вперёд без конца, совсем иное дело — видеть перед собой определённую цель.

Вечером устроили пир горой из провизии, которую я припрятывал при развешивании плановых рационов после выхода с зимней базы. Ели наваристый жирный суп из конины и толчёных галет; горячий шоколад, приготовляемый из воды, какао, сахара, галет и изюма с добавлением ложки аррорута (сытнее этого я ничего не знаю). Затем каждый получил по два с половиной квадратных дюйма плам-пудинга, четыре карамели и четыре имбирных леденца. Запивали большой кружкой какао. Я был решительно не в состоянии одолеть свою порцию, но всё равно к концу ужина почувствовал, что объелся, как свинья. Заполнил метеорологический журнал, хотя на самом деле хотелось одного — чтобы кто-нибудь уложил меня спать.

26 декабря.

Видели много новых горных цепей, тянущихся от хребта Доминион на юго-восток. Они, однако, очень далеко отсюда, это, очевидно, вершины гор, окаймляющих Барьер. С высоты хребтов они кажутся волнами наподобие тех, что мы всё время преодолеваем. Вчера утром находились, судя по гипсотермометру, на высоте 8000 футов. Это последние его показания, так как я, к несчастью, умудрился его разбить. А мне так нравилось с ним работать! Никого бы эта потеря не огорчила больше, чем меня. Правда, у нас ещё есть анероид для определения высоты. Мы постепенно поднимаемся всё выше и выше.

Естественно, после вчерашней объедаловки все чувствовали вялость за завтраком. Меньше всего на свете мне хотелось обвязывать моё бедное тело санными постромками. Как всегда, с юга прямо в лицо сильно дует, температура -7° [-22 °C]. Как ни странно, мы не обмораживаемся. Думаю, нас закалила жизнь на воздухе.

Да я бы не заметил отморожений, если бы они и были — лицо, включая нос и губы, облезает и заросло густой рыжей щетиной. Мы пересекли несколько валов и, после того как перестали ощущать последствия переедания, сделали довольно хороший переход — в 13 миль.

27 декабря.

Что-то случилось то ли с нашими санями, то ли с нашей командой: нам очень трудно поспевать за остальными.

Я спросил доктора Билла, как идётся им. Их сани, ответил он, скользят хорошо. Мы же еле взбираемся наверх, а затем припускаем изо всех сил, чтобы догнать впередиидущих. И догоняем, конечно, но долго так продолжаться не может. Сегодня прошли 13,3 мили и сильно устали.

Спасают плоские гребни валов, с жёстким фирном и застругами, по этой твёрдой поверхности мы чуть ли не летим и легко восполняем отставание. Но на рыхлом снегу другие команды без труда нас опережают. Мучительно сознавать, что ты час за часом надрываешься, а твои товарищи идут без видимых усилий.

28 декабря.

Последние несколько дней на небе ни облачка, солнце светит круглые сутки напролёт. Всё бы хорошо, если бы не неизменная отрицательная температура и, выражаясь словами Шеклтона, «усиливающийся безжалостный ветер» на плато, дующий всё время с юга. Он не прекращается ни на секунду, всю ночь завывает вокруг палаток, весь день бьёт нам в лицо. Ветер то юго-юго-восточный, то юго-восточный или южный, иногда даже юго-западный, но обязательно южный и с низкой позёмкой, которая за ночь заваливает сани. Мы знали об этом ветре, так что жаловаться не на что. Зато как хорошо будет возвращаться при попутном ветре! Но вообще-то нам повезло с погодой на этой бескрайней снежной равнине. Интересно бы знать, что там под ней — может, горы с ущельями между ними, засыпанными доверху снегом? Часто попадаются беспорядочные нагромождения льдов, образовавшиеся, как я могу предположить, около вершин покрытых льдом гор; такое же происхождение имеют, несомненно, некоторые ледопады и трещины.

Мы отклонились от маршрута на запад, желая их обойти, но не достигли цели — и там тоже на много миль тянутся одна за другой ледяные баррикады. Но чем дальше, тем они ниже, и сейчас мы пересекаем уже небольшие холмики, без трещин, по-видимому.

29 декабря 1911 года.

Весь день отвратительный встречный ветер с позёмкой, наметающей сугробы; идти адски трудно. Чтобы пройти намеченное расстояние, приходится удлинять ходовой день.