Павел Уваров - Между «ежами» и «лисами». Заметки об историках

С другой стороны – существует масса других форм объединения историков. Вот, например, наши коллеги издают журнал, объединяющий антиковедов Поволжья. Есть реальные формы «кустовых» объединений медиевистов. Томск, Кемерово, Новосибирск, Алтай образуют одну зону; Тюмень, Екатеринбург и ряд уральских центров – другую. Можно привести еще несколько примеров подобных региональных объединений, складывающихся вполне спонтанно. Весьма перспективны небольшие неформальные группы узких специалистов – тех же знатоков англосаксов или специалистов по итальянскому Возрождению. Есть формы объединения историков по методологическому принципу – например, Российское общество интеллектуальной истории. Наконец, есть множество международных ассоциаций, куда входят многие из нас.

И все же сообщество историков продолжает работать, главным образом на национальном уровне. Известный французский историк Жерар Нуарьель в своей книге «О кризисах истории» отмечает, что социальная роль историка состоит в выполнении трех функций: науки, памяти и власти 240.

Научная функция состоит в приращении научного знания – в разработке новых и наполнении новыми смыслами старых научных понятий. Эта функция осуществляется за счет написания научных статей, монографий, выступлений на конференциях.

Функция памяти заключается в том, что историк так или иначе влияет на картину прошлого, которой располагает современное ему общество. Эту картину надо постоянно корректировать и пытаться привести в соответствие с новыми данными, с требованиями науки. Такую задачу историк решает в своей преподавательской деятельности, а также составляя учебники, обобщающие работы, рассчитанные на широкую публику, или выступая в СМИ.

Функция власти, правда, представляется французскому автору не совсем в том ключе, как ее понимают у нас – кто написал донос, кого посадили, кто сумел угодить начальству. Дело в том, что историк сам осуществляет властную функцию, когда пишет рецензию, выступает оппонентом и совместно с коллегами выносит решение о присвоении ученой степени. Тем самым решается важнейшая задача контроля над ростом и пополнением научного сообщества. Именно так с незапамятных времен Средневековья начали работать первые корпорации ученых, заложившие основы для существования интеллектуалов западного типа. Государственная власть в конечном итоге лишь дает свою санкцию, признавая или – реже – не признавая решения ученых, выносящих свой властный вердикт. Поэтому обвинения, брошенные государству, что оно сегодня плохо контролирует процесс присвоения ученых степеней, направлены не совсем по адресу.

Но эти три функции осуществимы только при наличии национального сообщества историков, объединяющего представителей одной специализации. Его определяющая роль в осуществлении функции власти и функции памяти вполне очевидна. Но и научная функция немыслима без сообщества. В гуманитарных дисциплинах, и в особенности в истории, с критериями истинности того или иного положения дело обстоит сложно. Для упрощения, говоря об истинах, подразумевают все же конвенции. Есть договоренности, оспаривать которые можно лишь при наличии каких-то новых веских аргументов. Статус конвенции получает то утверждение, которое разделяется либо всем сообществом исследователей, либо значительной его частью или, во всяком случае, не вызывает моментального резкого отторжения. Это выглядит не очень солидно и надежно, особенно по сравнению с естественно-научными дисциплинами, но так проще и удобнее. Так принято.

Историк на основании своих исследований и умозаключений выдвигает новое утверждение и формулирует гипотезу, выступая с ней публично. С гипотезой знакомятся, критикуют, автор возражает, защищается, что-то корректирует в своих положениях, подбирает более убедительные аргументы. Проходит какое-то время, за которое он кого-то убеждает, кого-то не очень, идет научная апробация нового утверждения: выступление на солидных конференциях, публикация серии статей в научных (как сейчас принято загадочно говорить: «рецензируемых») журналах, издание монографии, на которую появляются рецензии, защита диссертации. Отныне утверждение становится уже чем-то большим, чем гипотеза. Оно обретает новый статус, претендуя на роль научного или по крайней мере историографического факта. Теперь с новым утверждением можно спорить, можно опровергать при помощи рациональных доводов, но его нельзя игнорировать.

Очевидно, что вся эта система может функционировать только при наличии сообщества людей, договорившихся действовать по определенным правилам, а также при наличии отлаженных институтов. Причем и сообщество, и его институты должны быть именно национальными. Хотя региональное измерение и важно, а международное еще важнее, научная аттестация по-прежнему ориентирована на национальный масштаб. Степени кандидата поволжских или северокавказских наук пока еще официально не существует, но и степень PhD, несмотря на все заверения в приверженности к болонскому процессу, по-прежнему вызывает вопросы в отделе кадров большинства российских университетов.

Итак, национальное сообщество историков абсолютно необходимо, но насколько эффективным оно оказывается в современной России?

Не берусь говорить про всех, но про медиевистов скажу вполне определенно. В российской медиевистике сегодня МОЖНО ВСЕ! Мне трудно назвать работу, которая по своему уровню не могла бы быть защищена даже в нашем ученом совете, отнюдь не худшем, а относящемся к числу лучших.

У наших соседей-археологов все же дела обстоят иначе. Конечно, там, как и везде, дают о себе знать личные отношения, которые могут вылиться в интриги; к археологам может быть немало претензий по части методологии, но они достаточно четко представляют себе, что эту вот работу представлять к защите нельзя, а эту можно. Сами они, конечно, в частной беседе также будут жаловаться на размывание критериев качества; но все же грань, отличающая допустимое от недопустимого, у них присутствует, а у нас размыта.

Для историков вообще и для медиевистов в частности есть много способов облегчить свою участь. Свобода маневра предполагает возможность ухода в иные дисциплинарные ниши. Нельзя защитить диссертацию по истории? Прекрасно, пусть это будет диссертация по культурологии, а там совсем другие требования. В данной работе отсутствует работа с источниками? Но мы же можем считать ее диссертацией по методологии исторического исследования!

Но дело не только в этом. Недостатки существующей у нас системы являются продолжением ее достоинств. Вообще-то полицентризм часто полезен для развития культуры и науки – вспомним расцвет греческих полисов или пестроту политической карты ренессансной Италии. Но сейчас получается, что являющееся истиной в одном отделе, центре, на кафедре, считается абсолютной ересью в соседнем отделе, институте, на соседней кафедре. И это отнюдь не специфика ИВИ РАН и даже не специфика Москвы. Сергей Георгиевич Карпюк рассказывал о ситуации в Санкт-Петербурге 241, и его слова о местном климате вполне могут быть распространены и на питерских медиевистов. Не говоря уже о расхождении между региональными вузами: то, что никак не может быть защищено в городе Х, блестяще защищается в городе Y.