Евгений Рудашевский - Намаскар: здравствуй и прощай (заметки путевые о приключениях и мыслях, в Индии случившихся)

Впереди (по густому облаку) от фар слабых аквариум был мутный. Подавшись вперёд, водитель и кондуктор выглядывали в лобовом стекле дорогу. Краткими просветами выныривали мы в прозрачность, но затем вновь случалась мгла.

Было ещё несколько тупиков, от которых кондуктору опять свистеть нужно было под дождём. Ещё два раза застревали мы на камнях; пассажиры в окна высовывались – подсказки к движению кричать. Манёвры эти шли вблизи от пропасти.

Поглядывал я на двух китайцев, сзади меня спавших со ртами открытыми и слюнями, от зуба к зубу протянутыми. Думал о глупости их – такие виды упускают… Вскоре я сам уснул. В пробуждении от Оли узнал, что видела она в бессоннице и дамбу большую (струи во мрак пускавшую), и тоннель десятикилометровый, и леса мглистые…

Гудит мотор голосом хриплым. Нависают подъёмы каменные над нами; по ним – кусты, трава.

Водитель сигарету травяную закурил, закашлялся. Спор с кондуктором начал; в жестикуляции руль потерял – дёрнуло нас так, что и китайцы проснулись.

Пробуждение окончательное было всем от таксистов – вбежали они к нам, едва остановился автобус на станции в Манали. Было влажно, были сумерки.

Город оказался гостиничным. Гостевые дома стояли по шесть, по семь в ряд. Прогулкой пятнадцатиминутной нашли мы отель в 250 рублей (включён в цену был налог на роскошь в 10 %, но чем роскошь эта обозначалась, мы не поняли).

Сонливость – состояние привычное. Соблазн вздремнуть был неодолим. Уговор о часовом отдыхе окончился четырёхчасовым сном.

Манали – город горный; здесь началась акклиматизация наша для Ладкха (обещаны в пути перевалы высоты исключительной).

От жары переход был стремительный к холоду. Дождь не ослабевал с утра. Подняли мы со дна рюкзаков вещи тёплые, но тепла не нашли. Первыми покупками оказались шапки, перчатки и шали шерстяные. От мороси укрылись мы плащами.

Индийцы здесь иные. В глазах – разрез азиатский, лица выдублены. Среди туристов – повторение от Гоа. Много здесь белокожих, образа растаманского, распущенного – при волосах длинных, одежде кожаной, амулетах, вязочках. К вечеру познакомились мы с двумя ребятами, живущими в Панаджи, но по жаре летней к Ладакху переехавшими. Звали они в кафе – для лучшего знакомства. Глядя на балахоны, на дреды короткие, помня прощание с Гоа, я должен был отговориться другими интересами.

…

В горах зелёных, облаками одетых, устроился Манали – тихий, уютный. Шум здесь стягивается по кафе и комнатам подвальным; в прочем – спокойно.

Температура у Оли до 36,1 °C опустилась.

Пахнет елями. Чистые улочки. Дома жилые в стороне от центра поставлены. В центре – гостиницы.

Предупреждения развешаны о пагубности алкоголя при перепадах давления горного; алкоголь здесь в обилии продаётся, чего прежде в Индии мы не видели. Одеваются все по-своему: в соседстве идут мужчины, один из которых – в шлёпках, шортах, майке; другой – в ботинках, штанах, свитере. И не сказать, кто из них прав, ведь тепло и холод тут в тесноте сосуществуют.

Шапки шерстяные за 70 рублей продаются; в магазине соседнем туры предлагают вертолётные, рафтинговые – за тысячи долларов. Ресторан приятный открыт, а подле его окон рис варят (17 рублей, в тарелочке картонной, с овощами острыми). На ступеньках к банкомату стоят нищие в толстых, подтухнувших от влажности куртках – просят от снятых тысяч 5 или 7 рублей.

Занимались мы больше тропками лесными, храмами старыми, по холмам поставленными. От храмов, однако, интереса не было никакого, кроме надписей об их древности.

В подъём от Манали дома́ встречались заброшенные, детские площадки, порушению отданные. Здесь же при хозяевах яки ходили, кролики ангорские перебегали. Тропы некоторые колючей проволокой сопровождены – не то в обережение людей от зверей диких, не то для безопасности самих зверей от внимания людского.

В развлечение нам с Олей были обезьяны, по соснам прыгающие. Мы кормили их и общение имели ближайшее.

К вечеру вышли в Старый Манали, где индийского сохранилось немного. Больше – европейского. Кафетерии, татуировочные салоны, магазин гитар; песни Боба Марли, Джона Леннона. Здесь нам любопытство было лишь до старых домов – на столбах деревянных стоящих, по кровле укрытых каменными пластинами.

…

Не получилось раннего сна. Половина первого ночи.

Наняли джип с водителем; условились в два дня подняться до Леха. Плату сторговали до 6300 рублей. Возможности были иные – общий джип (2300 рублей на двоих), автобус малый (1150) и автобус рейсовый; но предпочли мы свободу иметь в остановках, в движении. Завтра в пять утра – отправление. Оля подозревает, что по сну столь скудному будут наши тела слабы, горной болезни подвластны. Надеюсь, что в Лехе посмеяться смогу подозрениям этим.

(Ладакх, «страна перевалов», историческая область в штате Джамму и Кашмир. На Севере – горы Кунь-Лунь, на юге – Гималаи. Туристы называют Ладакх Малым Тибетом.)

Не было вчера (21.08) возможности ни единой строчки записать. И сейча́с пишу, дрожь в руке одолевая. Дрожь эту объясню позже. Начну запись от пробуждения вчерашнего.

Снились нам кошмары; каждый час пробуждение случалось в бредовости. Проспали. Одевались спешно.

Глаз мой отёк от укуса комариного – веко разбухло; боли не было, однако неудобство вышло явное.

Дождь к утру стих, но влажность чрезвычайной оставалась. Приготовили мы для быстрого доступа дождевики и вещи шерстяные.

Вышли с опозданием в двадцать минут – без завтрака и умываний.

Водитель назвался Кармой. Хорошее имя. Был он мал, жилист, улыбчив.

Пятьсот километров пути начались для нас, несмотря ни на что, бодростью – ждали перевалов интересных, сёл горных.

Облака густые по холмам кочевали. Дорога бугристой была, трясучей; её рассекали речки дождевые. Камни, метра по три в обхвате, лежали под склоном, на обочине; водитель поглядывал вверх, на гору, а там скалы навесные обещали от себя опасность неудачливым путешественникам.

Русла сухие встречались от рек широких; по ним мосты корёженные лежали – массивные, железные, проломленные валунами.

Разглядывали всё по сумеречности утренней. Рассвело до ясности лишь через час – увидели мы зигзаги дорожные, по склону уложенные, и разрезающие их полосы могучих труб.

Однако вскоре рассвет утих – поднялись мы в облако. Обзор мутным стал; дорога лоскутами шла короткими. Когда попадали мы в ветром расчищенные повороты, видели, что обрыв под нами молоком залит, из него ёлки едва различимые стоят.

Водитель включил прочтение мантр под музыку. Слушаем монотонное «Ом мани падме хум». Берёзы – белые, здесь непривычные. Ослы большеголовые. Коровы с мохнатыми хвостами. Грузовик, в кювет опрокинутый. Мгла. Серые обломки камней.