Александр Щипков - Соборный двор

Интервью же то владыка тщательно перечитал, проверил, кой-какие изменения сделал и подпись оставил. Храню, понятное дело, на память. А «ересь» я процитирую.

«Смена». 2 ноября 1994 года.

Сегодня многие православные считают, что Православная Церковь нуждается в целом ряде реформ, которые бы сделали ее более понятной народу. Чаще всего речь идет о богослужебном языке и долготе церковных служб.

Слово «реформы» для Церкви не подходит. Церковь не реформируется, потому что она основана самим Иисусом Христом. Иной вопрос – усвоение того, что дал нам Спаситель. Тут могут быть разные способы восприятия.

Сегодня поговаривают о переводе богослужения на русский язык. Честно говоря, для меня вопрос состоит не столько в том, чтобы перевести, сколько в том, чтобы научить людей славянскому языку. По немощи людской можно, конечно, и перевести отдельные сложные для понимания части богослужений, я бы сказал – русифицировать их. В большей степени это касается Всенощного бдения, в меньшей – Литургии.

В первую очередь можно читать по-русски Апостол и Евангелие, в котором есть трудные для восприятия места. Например, как вы поймете следующие слова – «днесь зима: черемнует бо ся дряселуя небо»? (Тут владыка хитро посмотрел на меня, не могущего перевести евангельский стих, видно было, что этот «экзамен» из любимых и повторяемых). Понять сложно, а переводится просто – «сегодня ненастье, потому что небо багрово».

А по какому принципу священник может переходить на частичную русификацию? По благословению правящего архиерея или «аще волит настоятель»?

Должна быть церковная дисциплина. Для этой цели создаются богослужебные комиссии Священного Синода, которые рассматривают этот вопрос с богословской и языковой точек зрения и выносят решение. Самочиние вообще недопустимо.

Однажды в пятидесятые годы, когда я еще был студентом Ленинградской семинарии, отъезжая на каникулы домой через Москву, я зашел помолиться в Скорбященскую церковь на Ордынке. Я был поражен тем, как совершалось богослужение. Сокращали ужасно: и стихиры, и тропари, и псалмы. Так куце служить нельзя. Такая беглость лишает молитвенного настроя.

Из православных служб самая длинная – Всенощная. Она длится два с половиной – три часа, но не обязательно стоять ее до конца, если человек не может сделать этого по немощи или иным обстоятельствам. Если не вмещает всю службу – пусть помолится немного и идет домой, это не запрещается.

Признает ли Русская Православная Церковь крещения, совершенные в иных христианских церквах?

Вопрос о признании или непризнании крещений возникает при переходе верующих в лоно Православной Церкви. Сегодня это довольно частое явление. Мы признаем даже мирское крещение, если оно совершено во имя Святой Троицы, то есть при использовании следующей формулы: «Во имя Отца и Сына и Святого Духа». В этом случае крещение признается и при переходе в православие дополняется таинством миропомазания. Все остальные крещения, например «во имя Иисуса» и прочее, таковыми мы не признаем.

Надо сказать, что стараниями отца Валентина Соломахи, служившего в церкви Рождества Иоанна Предтечи на Каменном острове (при новом начальстве он куда-то исчез), в те года повалили в православие коренные русские баптисты, да семьями, да молодежь! Невиданное дело. А у нас на приходах их – к ногтю: перекрещивайтесь, отступники, иначе не видать вам спасения. И отрекайтесь от своих нечестивых сородичей. Натуральная трагедия. И назад ходу нет (баптисты тоже не дремали – кое-кого успели отлучить за связь с православными), и сюда не пускают. Некоторые плюнули – перекрестились. Другие к Иоанну в ноги – мол, веруем в единокрещение, не пойдем, отец наш, против совести. Он их успокоил, дал каждому руку для целования, да вот еще что порешил: велел одному из баптистов бывших готовиться к рукоположению и пасти новых овец, дабы ревнители от усердия канонического духовно их не покалечили. Встретил я того кандидата в иереи недавно на улице. Вид сокрушенный – не успел его владыка рукоположить, помер. А нынче, говорят, очередь большая, желающих много стать священниками, запись. Может, и врут бездельники про очередь, да бывшему баптисту все равно не светит. Впрочем, он не пропадет. Его Иоанн благословил ладан варить. Так он до сих пор варит. Дух от этого православного баптиста идет замечательный – на всю улицу.

Высказывался митрополит всегда предельно ясно – и по идеям, и по персоналиям. Русифицировать службу придется. Скамейки в храмах расставить для немощных (сам ногами маялся) нужно. Притомился – не требуй сокращения службы, а ступай с Богом домой, нет в том греха, достоишь другим разом. О Георгии Кочеткове: искренний, но горделивый. О Глебе Якунине: не иерей, а артист. О Руслане Хасбулатове: некоторый мусульманин получше православного будет. Об Анатолии Собчаке: ученость надмевает!

Я с интересом слушал, сравнивал его высказывания с тем, что читал в «Советской России» (случались несовпадения), и вспоминал, что в фуровском докладе Иоанн числился в третьей группе епископов, среди самых непокорных, рядом со знаменитыми Пименом Саратовским и Хризостомом Курским.

Как водится, одни владыку Иоанна бранили площадными словами, другие окружали беззастенчивой лестью. На медные трубы он слабину всегда давал. Даже поэтический конкурс в честь митрополита, еще живого, объявляли. Одна ода завершалась следующим стихом: «Добрый доктор Айболит – Иоанн митрополит!».

Конечно, посмеивались над стариком, за неученость. Прыснули, не удержались, когда он простодушно оговорился и генеалогию спутал с гинекологией. Случилось это на собрании, посвященном открытию учебного года в Епархиальном духовном училище. На этом собрании он предложил составить схему-плакат христианских церквей в историческом развитии. И карту такую через год составили – правда, не наши, а католик Виктор Алымов, присутствовавший на том собрании.

Надо сказать, что русские католики митрополита не обожали, но всегда подчеркивали, что слова словами, а на деле он их не трогает, и это лучше, чем задохнуться в объятиях официального экумениста.

Как-то по России путешествовала большая делегация католической благотворительной организации «Церковь в беде». Во главе делегации – знаменитый священник Веренфрид ваан Стратен. Побывали в Москве, церковный прием на достойном уровне, затем путешествие в старинный Новгород, затем в Петербург. Цель поездок – благотворительная помощь церкви. Этикет требует в каждой епархии испрашивать благословение на благотворительную деятельность у правящего архиерея. Посещение резиденции входило в программу.

В столовой был накрыт чай. Сервировка являла собой собор из разрозненных роскошных фарфоровых сервизов, соединенных воедино. Фарфор, очевидно, собирал еще эстет митрополит Антоний (Мельников). Разношерстная посуда была наполнена немыслимо дорогими конфетами. У щипцов была повреждена пружина – сахар брали руками. Простывший чай разливали неуклюжие от застенчивости девахи, явно привезенные из Самары, в платках и передниках. Владыка сидел в креслах во главе стола. Он помешивал в чашке витой серебряной ложечкой и кивал головой, слушая отца Веренфрида, который рассказывал о благородной цели своего путешествия и о желании получить у владыки благословение заниматься в Питере благотворительным делом. Прихлебывая чай, владыка держал ответное слово. Оно длилось около часа. Неспешно и подробно он разбирал ереси и заблуждения латинства. Никаких условностей, никакого соблюдения межцерковных приличий. В общем, урок обличительного богословия. К концу проповеди стало совершенно ясно, что митрополит законченный обскурант и гостям благословения не видать. Сладкие конфеты не могли перебить вкус неловкости. Петербургский митрополит, конечно, – князь Церкви, но и отец Веренфрид фигура в современной церковной истории не из последних. Прощаясь, Иоанн подарил каждому по памятной медальке, выпущенной еще к 1000‑летию крещения Руси, и неожиданно благословил всю делегацию «делать свое дело». Прозвучало это так, будто он сказал – идите и проповедуйте! Разноязычная делегация усаживалась в автобус, шумно удивляясь непоследовательности владыки и радуясь, что удалось пообщаться с такой знаменитостью – самым черносотенным епископом в России…