Жан Кокто - Эссеистика

Совершенная дружба, не отравленная любовью, питается силами, чуждыми тем, которые я исследую. Я настаиваю на том, что когда вмешиваются тайные силы, нарушается линия границ. И если я говорю об искусстве дружбы, то имею в виду искусство, в котором человек чувствует себя свободно, — а не то, рабом которого он является.

Нетрудно догадаться, какое отдохновение это искусство дает мне от другого искусства, как я рад, когда тьма перестает преследовать меня. Только важно быть внимательным и не нарушать определенных правил, за пределами которых коварный механизм снова вступает в силу.

Смирившись с тем, что как художник я безответствен, я бережно отношусь к долгу сердца. Вот, скажут наши судьи, пример покорной, без искорки, жизни. Признаюсь, тление этого угля я предпочитаю огню радости.

Молодая хозяйка [66] Не всеохватное великодушие заставило меня полностью отказаться от понятий «твое-мое», этого печального наследия французской буржуазии. , приемный сын, редкие гости — вот вам тихое уединение. Но дружба свободно течет вдали от взрывоопасных верстовых столбов, которые западная скука расставляет вдоль дороги, чтобы как-то скрасить ее унылость. В дружбе время течет по-восточному. Ошибка Востока, пожалуй, состоит в том, что он переоценил Запад с его синкопами. Теперь пришла очередь Востока посылать на Запад своих миссионеров.

Дружбу обычно путают с товариществом, которое всего лишь ее набросок и должно было бы составлять основу «Общественного Договора». Что же тогда сказать о нетрадиционной дружбе? Монтерлан {266} 266 Монтерлан Анри (1896–1972) — французский писатель и драматург. К его книге «Пасифая» Кокто сделал два рисунка. Кокто, видимо, имеет в виду пьесу Монтерлана «Город, правителем которого был ребенок» (1951), поскольку другие произведения, где Монтерлан рассказывает о своих первых любовных опытах, вышли в 1973 («Мальчики»), и незадолго до его смерти (эссе «Любим ли мы тех, кто нас любит?»). и Пейрефит {267} 267 Пейрефит Роже (1907-?) — французский писатель. Судя по всему, Кокто имеет в виду его роман «Особая дружба»(1944), где автор повествует о своем юношеском увлечении в интернате. описывают потемки этих первых любовных опытов, относящихся к возрасту, когда чувства еще не проснулись и не ведают о запретах, касающихся чувственности.

Товарищество и влюбленность не похожи на взаимоотношения Ореста и Пилада, Ахилла и Патрокла. Жаль, что монахи сочли эти связи подозрительными и уничтожили произведения Софокла, Эсхила и Еврипида, которые могли бы просветить нас на этот счет. Греческая любовь в том смысле, в каком ее понимают моралисты, то есть интимно-эротические отношения между учениками и их учителями, не имеет ничего общего с прочными душевными узами. И если герои преступали дозволенные границы, то это не добавляет никаких отягчающих улик к процессу. Именно поиски такого рода связей питают войны и влекут огромное количество мужчин прочь от унылого семейного очага, в котором больше нет любви, но оставить который они могут только прикрывшись патриотизмом.

Мне случалось общаться с товарищескими парами, в которых недостатки одного добавляются к недостаткам другого. Первый считает, что второй является для него поддержкой, в то время как на самом деле второй использует первого. Эти пары держатся за счет беспорядка, который они возводят в ранг литературного романа. Они становятся воплощенным развитием сюжета и презирают покой. Их поддерживают спиртные напитки. Между ними происходят такие неистовые сцены, каких не бывает даже у самых бурных супружеских пар.

Я знаю одну невероятную историю, только жаль, что не могу назвать имен, хотя это придало бы ей убедительности.

Одним архитектором из Гавра, женатым на молодой прелестной женщине и не страдавшим никакими сексуальными отклонениями, внезапно овладело неодолимое желание переодеться женщиной. Он был уже не очень молод и решил принять облик вполне пристойной дамы соответствующего возраста. При помощи одной нашей общей знакомой он осуществил задуманное. Теперь у него было две квартиры, две машины и целый гардероб платьев, которые он заказывал и примерял у портных, введенных им в обман.

Все его фантазии исчерпывались разговорами с сообщниками, которым он заявлял, к примеру: «Надо бы мне выйти замуж. Надо найти мужчину постарше, который не зарился бы на мое состояние». Его молодая жена ни о чем не догадывалась, хотя, впрочем, скорее бы согласилась обнаружить порок, чем правду.

Комедия длилась пять лет, двойная жизнь стала тяготить архитектора, и кончилось все тем, что он проигрался как мужчина ради женщины, в которую периодически превращался.

Он покончил с собой в своей женской квартире. Тело его, в мужском костюме, осталось лежать на кровати с письмом в руке: «Я разорился из-за себя самого. Я разорил мою жену, которую очень люблю. Если бы она могла меня простить».

Вот пример исключительной пары. Он достаточно хорошо иллюстрирует товарищеские пары, в которых нет места ни любви, ни дружбе.

Зная моих современников и соотечественников, я, бывает, предупреждаю молодежь о том, какими сплетнями чревато общение со мной. Замечательно, что страх перед этими сплетнями заставляет их пожимать плечами — в отличие от тех, кто сплетен ищет. Эти лишь делают вид, что боятся, а сами стараются исподтишка дать для них повод. Они без колебаний пачкают грязью себя и нас, чтобы похвастаться потом близкими отношениями с нами.

Молодежь надо прежде всего уважать, а поскольку уважение — редкая птица, то сердечные порывы молодежи мир без стеснения интерпретирует по-своему и приклеивает ей порочащий ярлык.

Любое полицейское донесение воспринимается как доказательство. Никому не советую давать к нему повод. Этот мир, не подозревающий о тонком устройстве души и сердца, учиняет омерзительные допросы, а с теми, кому защищаться мешает застенчивость, обходится как с душевнобольными. Застенчивость становится уликой. Подозреваемые краснеют. Этого достаточно, чтобы им предъявили обвинение и подвергли постыдному медицинскому осмотру. Я знаю случаи, когда несчастные не выносили такого унижения. Чтобы избежать его, они кончали с собой, и этим давали полиции еще одно лжесвидетельство своей виновности. Все это очень грустно. И даже если у обвиняемого действительно наблюдается склонность к тому, что общество расценивает как порок, то он мучительно воспринимает свое несоответствие норме и отношение к нему семьи, которая видит в нем монстра.

В последнем случае дух противоречия приводил к худшему. От одного издевательства к другому, от осмотра к осмотру жертва постепенно доходила до того, что единственным спасением для нее становилась смерть.