Жан Кокто - Эссеистика

Сколько я храню воспоминаний! Сколько я мог бы об этом написать! Но это не моя тема. После скандала с «Весной священной» {18} 18 Скандал с «Весной священной». — 29 мая 1913 года состоялась премьера «Весны Священной» Игоря Стравинского, плохо принятой публикой. Провал спектакля Кокто подробно объясняет в одном из очерков, вошедших в сборник «Петух и Арлекин», но основной причиной неуспеха он полагал несоответствие «сильного и молодого произведения и декадентской публики». я поехал к Стравинскому в Лезен, где он лечил свою жену. Там я закончил «Потомака», начатого в Оффранвиле у Ж.-Э. Бланша {19} 19 Я закончил «Потомак», начатый в Оффранвиле у Ж.-Э. Бланша … — Жак-Эмиль Бланш (1861–1942) — французский художник-портретист (портреты Пруста, Карсавиной, Кокто), критик. С Кокто познакомился в 1910 году. В 1912–1913 Кокто гостит у Бланша, в 1914 году закончен роман «Потомак». под присмотром Жида. Вернувшись в Мезон-Лаффит, я решил либо сгореть, либо возродиться. И я заперся. Я мучил себя. Допрашивал. Оскорблял. Изводил себя запретами.

От меня остался один лишь пепел. Началась война. Мне удалось не попасть в ее сети и судить о том, что она принесла, что отняла и как излечила нас от глупости, нашедшей себе новые жертвы. Мне посчастливилось жить в эти годы бок о бок с солдатами морской пехоты. Среди них царило невероятное свободомыслие. Я описал это в «Речи Великого сна» и в «Самозванце Тома».

Итак, Париж был пуст. Мы заняли его. В 1916 началась наша революция.

После Стравинского был Пикассо. Я уже знал секрет, без которого любое усилие разума остается бесплодным. Существует мир, в котором художник находит прежде, чем начнет искать, и находит беспрерывно. Мир, в котором происходят не войны, а священные войны. Пикассо, Стравинский были в них вождями.

Слову «дар» придают обычно слишком большое значение. Его экономят. Стендаль употребляет его, чтобы сообщить, что женщина умела садиться в экипаж. С этой точки зрения я обладал именно даром и лишь в малой степени — талантом. Мой разум инстинктивно влек меня на самое острие, но не умел его заострить. Можно себе представить, что давала мне дружба с авторами «Авиньонских девиц» и «Свадебки» {20} 20 Авторы «Авиньонских барышень » и «Свадебки »… — Имеется в виду известная картина Пикассо и балет 1923 года (музыка И. Стравинского, декорации Н. Гончаровой, хореография Брониславы Нижинской). . В самый разгар ссор, споров и процессов над еретиками я боролся за место под солнцем. Я искал себя, вроде бы находил, терял из виду, бежал вдогонку и снова находил, с трудом переводя дух. Едва поддавшись какому-нибудь очарованию, я мгновенно становился по отношению к нему в оппозицию.

Когда молодежь пробивает себе дорогу, чиня несправедливость, — это справедливо. Потому что возраст отступления не за горами. Тогда можно будет оглянуться и насладиться тем, через что когда-то переступал и что топтал на своем пути.

Первый удар колокола, отметивший для меня в 1912 году начало нового периода, который закончится только с моей смертью, прозвучал однажды ночью, на площади Согласия, благодаря Дягилеву. Мы возвращались с ужина после спектакля. Нижинский, по своему обыкновению, насупившись, шел впереди. Дягилев забавлялся моими нелепостями. Я спросил его, почему он так сдержан (я привык, что меня хвалят). Он остановился, поправил монокль и произнес: «Удиви меня». Мысль о чем-то неожиданном, столь восхитительная у Аполлинера, никогда не приходила мне в голову.

В 1917-м, на премьере моих «Зазывал», я его наконец удивил.

Этот бесстрашный человек, побелев как мел, прислушивался к беснующемуся залу. Ему было страшно. И было отчего. Пикассо, Сати и я не могли добраться до кулис. Толпа узнала нас и угрожающе наступала. Если бы не Аполлинер — в военной форме, с забинтованной головой — женщины выкололи бы нам глаза булавками.

Некоторое время спустя состоялась триумфальная премьера гофмансталева «Иосифа» {21} 21 Премьера « Иосифа» Гофмансталя… — Гуго фон Гофмансталь (1874–1929) — австрийский поэт, автор либретто к балету Рихарда Штрауса «Легенда об Иосифе». . Я сидел в авторской ложе. Когда актеров вызвали в десятый раз, Гофмансталь наклонился к Дягилеву. «Я бы предпочел скандал», — сказал он. И Дягилев с тем же выражением, с каким сказал мне «Удиви меня», ответил ему: «Да, только… это не слишком приятно».

В 1917-м Раймон Радиге, которому было четырнадцать, стал учить меня не доверять новизне, если она имеет новый вид, и занимать позицию, противоположную авангардистской моде. Положение это не слишком выгодно. Бунтуют справа. Бунтуют слева. Но если посмотреть со стороны, то все диаметральные контрасты сводятся к одному и тому же. Мудрено в этом разобраться. Молодежь, созерцающая наши руины, видит в них один лишь стиль. Так называемая «героическая» эпоха только и может похвастаться, что отвагой. Дальнейшее — дело музеев. Там всех подравняют. Энгр там соседствует с Делакруа, Матисс — с Пикассо, Брак — с Боннаром. Более того, в недавней постановке «Фауста» старая декорация сада, написанная Жюссомом {22} 22 Декорация сада, написанная Жюссомом… — Аюсьен Жюссом (1861–1925) — французский художник-декоратор. , по милости пыли и нечаянного сходства превратилась в великолепного Клода Моне.

Однако такая перспектива к молодежи отношения не имеет. Молодежь может рассчитывать на нее, только если совершенно уверена, что то, что она делает, важнее всего и ни на что не похоже.

Франция — это страна, себя принижающая. Тем лучше, иначе она была бы самой претенциозной. Главное — что она себя не осознает. Все, что себя осознает, себя же нейтрализует. В романе «Ужасные дети» я специально подчеркнул, что брат и сестра себя не осознают. Если бы они могли оценить свою поэтизирующую силу, то превратились бы в эстетов и от действия перешли бы к бездействию. Но нет. Они себя ненавидят. Ненавидят комнату, в которой живут. Мечтают о другой жизни. Вероятно, о жизни тех, кто их копирует и жертвует всем, что у него есть особенного, ради мира, существующего лишь благодаря убеждению, что все ценное совсем не здесь, а где-то и у кого-то.

Я храню письмо Мюссе, написанное в эпоху, изобилующую гениями. Так вот, он жалуется, что вокруг нет ни одного ст о ящего мастера, ни книги, ни художника, ни пьесы. «Комеди-Франсез», по его словам, поросла пылью, а мадам Малибран {23} 23 Мадам Малибран — Мария Фелисия Гарсия-Малибран (1808–1836) — французская оперная актриса лирического амплуа, прославившаяся чрезвычайной красотой и умением играть разные гаммы чувств. Сестра Полины Гарсия (в замужестве Виардо). Одна из самых удачных ее ролей — Дездемона в «Отелло» Россини, где, по словам Мюссе, «она вся отдавалась движениям, жестам, всему, что могло бы выразить ее мысль». В 1831 году она поет роль Отелло, загримировавшись под мавра. вынуждена петь в Лондоне, потому что в «Опера» фальшивят. Франция так устроена, что во всякую эпоху не видит собственного богатства, находящегося у нее под носом, и ищет его за своими пределами.