Илья Габай - Письма из заключения (1970–1972)

Невыносимо в сдавленном кольце
Остаться до конца и сокрушенно
Сомнительной гремушкой прокаженных –
Напоминаньем: помни о конце.

Кому напоминаньем и зачем?..
Непрошенно, взахлеб и неспасенно
О замыслах рассыпанных поэм,

О горькой невозможности забыться
В каком краю, среди каких языцех,
Какому собутыльнику повем?..

– Отыщется ль странноприимный кров?
– Отыщется, я думаю, чего там!

…Вообразим же, коль пришла охота
До слезных и самовлюбленных снов,
Молитвенное шествие коров,
Отверженность и жабью рябь болота:
Сочувственный и призрачный приют.

Дорожный посох и мешок ковровый
В товарищах немилых по оковам,
Как и во мне, застенчиво живут.

Я думаю, насильственно, темно,
Протянутыми, скучными годами
Они об этом ревностно гадают
По стершимся костяшкам домино.

…Вот так и я, ребячливо, навзрыд
В кругу своих товарищей постылых
Со стеллажами книжек и пластинок
Придумал свой пустынножитный скит.

Так милосердно пожалеть о том –
О сем: себя взжалеть без меры,
И причитать, в исконность слов не веря:

– Отыщется ль странноприимный дом?
– Отыщется…
…И нет конца, ни крова…
…И посох сбит… И пуст мешок ковровый…
…И долог путь… И беспредельна ночь…
…И безысходна память этой ночи:
Униженность блужданья без помо́чи,
Паденье ниц и стыд отмерзших ног…

Так выдумка о ските и стезях,
Так участь наподобие и вроде
Вели меня к исчезновенью в роли
Опасной: в жизнь со снами и в слезах.

Так пишется едва ли не шутя
В докуке своевольного хотенья
Образчик благолепного хожденья,
Апокриф пресвятого жития.

А между тем среди таких забот
(Турпесенных!) есть чистой зов природы,
Предвестницы последнего ухода:
Пребыть иным и стать самим собой.

И перед этим счастьем обрести
Особый знак лица, отечеств, отчеств –
Что вся тщета воителей и зодчих,
Которая мелькнула б на пути?

…Но вечер – и сцепленье тех же слов:
– Отыщется ль странноприимный кров?
– Отыщется, я думаю, чего там!
…И снова путь отринутостей, скит
В конце пути, загробный вопль болота
И голос мрака:
– Путник! Кто ты? Что ты?
– Я бедный нетчик в час вселенских битв…

Нетчик? Да-с! Бедный? Думаю, вряд ли.
Я давно уже шел к этой теме,
Но сказать не умел – и помог мне
Рассудительный друг Боэси.

Долго, значит, я все-таки ждал,
Если трепетно так и готовно
К каждой строчке, изящной и едкой,
Прилепился душой в эти дни…

…Задохнулись в кромешном угаре
Дети Сарры и дети Агари…

…Значит, должен я выискать место
В этом крошеве местей и свар? –
По какому наитью? Родства?
Но, сударыня, что за родство
С задохнувшейся речью пророка
У ублюдка, не пасшего стад?

Значит, должен я выискать место?
По какому наитию? Чести?
Но откуда мне ведома честь
Государственных тяжб и воительств?

В этом крошеве местей и склок,
Непрощенной беды и обиды
Погубить себя в мартовских идах
Никогда не просрочится срок.

Мы едва не презрели межу.
Мы почти что взорвали преграду:
Мы, по-моему, были на грани
Бесноватой любви к мятежу.

Для чего мы пришли в этот мир?
Для того, чтобы сеять смятенье?
Чтоб посланцами слезного мщенья
Громогласно себя заявить?

Для чего в этом мире, мой друг,
Мы закружены в бунтах и спешках?
Чтоб счастливый победный досуг
Посвятить сотворенью гарроты?

Утешит ль нас странноприимный дом?
Я думаю, утешит нас, чего там!
А нет – не поздно грянуть мятежом
И на досуге изобресть гарроту.

Еще не поздно. Пусть трепещет кто-то.
Мятеж да казнь – утешьтесь хоть на том…

– Нетчик? Да-с! Бедный? Все-таки вряд ли.
Нетчик – «нет» объявивший круженью,
Возвестивший: помешкай, вглядись
В себя – и призвавший к терпенью.

Надо терпеть и ждать –
А иначе
Все обернется
Любовью к мятежам.
Надо терпеть и ждать
Просветленности душ и умов –

А иначе –
развеселый простор честолюбцу,
Для которого кровь нипочем!

Нелепо думать: мне не по плечу
Жить ожиданьем, сбыться ль дивной сказке,
Когда в пути, как к Савлу под Дамаском,
Раскаянье подступит к палачу.

Исполнен миф – и в сей блаженный миг
Вам возвестят кимвалы или трубы,
Что полюбили сирых раболюбы
И я обнял тюремщиков моих.

Который год вещает мудрость нам,
Что путеводна сказочка простая:
Исполнитесь презреньем к мятежам.

Живите ж, горней правды выжидая,
Незримо словоерсом обрастая
И кланяясь вельможным палачам.

Итак, смиренно погрузись в себя
Иль полномочный бунт твори повсюду, –
Твое мужанье с деревом Иуды
Цветеньем схоже – со зловещим чудом:
Терять листву, себя в цвету губя.

Терять листву, себя вконец губя,
Нам остается истовей и злее:
Порушить Яиль это Явзлелеять –
Все заблудиться в злополучных Я.

Своди – но воедино к а к свести,
Ищи рубеж – но г д е его найти:
Мятеж – иль месть? Смиренность – или
смирность?

И нет жрецов в покинутых кумирнях,
Которые мелькнули на пути…

Тогда-то для заблудшего в пути
Раздастся глас, молитвенный и строгий:
«Иди вперед! Ищи – ж и в о г о бога!»