Петр Дружинин - Идеология и филология. Т. 3. Дело Константина Азадовского. Документальное исследование

Комиссия Верховного Совета России по реабилитации жертв политических репрессий проверяет и анализирует дела сталинских времен и более поздних лет. Незаконно осуждались инакомыслящие и политические противники советского тоталитарного режима. Как правило, их привлекали к уголовной ответственности по сфальсифицированному обвинению, вот конкретные материалы, рассмотренные на одном из последних заседаний.

К. Азадовского, известного в Санкт-Петербурге правозащитника, в 1981 году осудили на два года лишения свободы, как сказано в приговоре, за приобретение у неизвестного лица и незаконное хранение наркотика. Прокуратура Ленинграда уголовное дело прекратила за отсутствием состава преступления только в 1989 году – уже после того, как он полностью отбыл свой срок, причем в Магаданской области.

Комиссия же установила, что причиной ареста Азадовского была прямая и явная провокация органов безопасности, под негласным надзором которых он находился с 1976 года за антисоветские высказывания.

Поскольку Азадовский никогда не встречался с А.Т. Копыловым лично, никогда не был на приеме в Верховном Совете РСФСР и все их общение происходило исключительно письменно, у него не было никакой возможности узнать, что же стояло за строками этой статьи. Ведь, делая в главной газете страны заявление о том, что причиной уголовного преследования Азадовского стала провокация органов КГБ, под негласным надзором которых он находился с 1976 года, глава Комиссии утверждал это на основании официальных и весьма надежных документов.

На что же в действительности опиралась Комиссия Копылова? В первую очередь – на документы бывшего КГБ, о которых речь пойдет далее. Но есть еще один штрих, который мы можем добавить в наше повествование со слов непосредственного участника описанных ниже событий.

В 1992 году в Ленинград прибыла парламентская делегация из Москвы – председатель Комитета по правам человека ВС РСФСР С.А. Ковалев, заместитель ответственного секретаря Конституционной комиссии ВС РСФСР В.Л. Шейнис, эксперт Комитета по правам человека ВС РСФСР А.Б. Рогинский. В числе ведомственных помещений, которые они посетили, был кабинет начальника Управления на Литейном С.В. Степашина. Посетители явились к нему не только в качестве двух известных депутатов и не менее известного правозащитника, но и в качестве членов образованной распоряжением Президиума ВС РСФСР от 14 октября 1991 года Комиссии по организации передачи – приема архивов КПСС и КГБ СССР на государственное хранение и их использованию, председателем которой был Д.А. Волкогонов, а секретарем – Р.Г. Пихоя. Ковалев и Шейнис были утверждены членами этой комиссии как депутаты Верховного Совета, а Рогинский значился привлеченным к ее деятельности экспертом (списочный состав комиссии утвердил своей подписью Р.И. Хасбулатов). Степашина же правозащитники воспринимали в тот момент как своего коллегу и единомышленника, ведь в 1991 году он был назначен председателем Временной депутатской комиссии парламентского расследования причин и обстоятельств государственного переворота в СССР, в поле зрения которой входили секретные архивы КПСС и КГБ.

Одно из поручений Комиссии Волкогонова заключалось в том, чтобы «определить объем и типы архивных документов КГБ (в том числе хранящихся в действующих подразделениях), подлежащих передаче на государственное хранение». С этой целью, прибыв в Ленинград, парламентская делегация и направилась в Большой дом, где была принята Степашиным.

Для помощи гостям Степашин мобилизовал своего помощника В.Л. Шульца (который впоследствии станет заместителем начальника Управления). Шейнис и Рогинский были препровождены в архив, расположенный в том же комплексе Большого дома.

Успеху дела способствовало то обстоятельство, что Шейнис и Шульц были знакомы еще по Ленинградскому университету, где в конце 1960-х Шейнис уже преподавал, а Шульц был еще студентом. Возможно, именно этот момент оказался решающим; во всяком случае, Шульцу хотелось сделать для Шейниса все, что было в его силах, Шейнис же попросил, чтобы Рогинскому показали в архиве «что ему там нужно». В результате Шульц оставил Рогинского в архиве Управления, препоручив его одному из сотрудников и передав тому пожелание Степашина не препятствовать работе эксперта московской комиссии.

Опытный архивист и бывший политзаключенный, Арсений Рогинский пожелал в первую очередь увидеть собственное Дело оперативной разработки (ДОР). Однако выяснилось, что к тому моменту все оперативные дела уже уничтожены (сожжены).

Оказалось, что еще 6 сентября 1990 года председатель КГБ СССР В.А. Крючков подписал приказ № 00111 – «О совершенствовании системы учета и хранения документов на агентуру органов госбезопасности». Этот приказ предписывал до конца 1990 года уничтожить многие тысячи дел центрального архива и территориальных архивов КГБ, фиксировавших политический сыск: личные и рабочие дела агентов, лиц, исключенных из агентуры, содержателей конспиративных квартир, резидентов, оперативные подборки, картотеки на оперативные материалы… А 24 ноября 1990 года в дополнение к вышесказанному Крючков подписал приказ № 00150, согласно которому подлежали уничтожению дела оперативной разработки и дела оперативного наблюдения с окраской «антисоветская пропаганда и агитация», то есть как раз все дела, подведомственные Пятому управлению КГБ. Так ведомство сжигало мосты, отрезало темное прошлое от светлого будущего.

Узнав о том, что дела действительно уничтожены, Рогинский попросил показать ему журнал учета этих дел по 5-й службе, который и был ему выдан. Не слишком толстый журнал, начатый в 1967 году (когда было организовано Пятое управление КГБ), содержал в хронологическом порядке сведения о фигурантах оперативной разработки: подлинные фамилию, имя и отчество, год рождения, оперативный псевдоним, дату заведения дела и дату его закрытия, число томов. В каждой графе стоял штамп об уничтожении дела, однако и сам перечень конкретных данных был очень важен. В нем Рогинский нашел практически всех своих ленинградских знакомых, ну и, конечно, себя самого.

Рогинский отметил тогда интересную особенность, характерную именно для Ленинградского УКГБ: псевдоним, который давался объекту ДОР, всегда начинался с той же буквы, с какой и настоящая его фамилия, и зачастую имел уничижительный оттенок. А.Б. Рогинский – «Референт», Я.А. Гордин – «Гном», Ю.Н. Вознесенская – «Вобла»; в том же списке нашлось и упоминание о человеке, которому был дан псевдоним «Азеф». Это был Константин Маркович Азадовский, 1941 года рождения. Впрочем, не исключено, что, наделяя то или иное лицо псевдонимом, чекисты имели в виду и семантику образа: «Референт» был редактором самиздатских исторических сборников, публиковавшихся за границей; «Гном» был действительно невысокого роста; «Вобла» выделялась худобой. Что же касается предателя «Азефа», то припомнился, видимо, его отказ от сотрудничества в ту далекую пору, когда его, юного переводчика в «Интуристе», сотрудники госбезопасности считали своим «агентом».