Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

Фотография 1929 г.

Что касается радиальных магистралей, то осуществлена была лишь реконструкция улицы Горького [11]. Это, бесспорно, сделать было нужно, Москва получила столь необходимую ей достойную главную улицу. Только тот, кто помнит старую, узкую, кривую и холмистую Тверскую, поймет, что без реконструкции она не могла бы продолжать выполнять свою роль и стала бы неким тромбом города.

Проект планировки района Дворца Советов.

Из журнала «Архитектура СССР». 1935 г.

До 1935 года набережные Москвы-реки были укреплены камнем лишь от Устьинского моста и до Большого Каменного, берега Яузы вовсе не были «одеты камнем». По зеленым склонам, заросшим крапивой, репейником и щавелем, бегали ребята, валялись подозрительного вида босяки. Особенно ужасны были берега Яузы, даже около её устья. Кое-где, привязанные веревкой к колышку, блеяли козы. Сюда сливались помои, среди репья валялись изношенные калоши, дырявые ведра, дохлые кошки. Бурая, с лиловыми нефтяными подтеками Яуза, обтекая кирпичи и коряги, испуская зловоние, с трудом пробивала себе путь к Москве-реке, и это всего лишь в каком-нибудь километре от Кремля.

Еще до войны Москва-река и Яуза преобразились неузнаваемо. Уровень поднялся за счет волжской воды, старые мосты заменились широкими, новыми, булыжные набережные были расширены и заасфальтированы. Всё это предусматривалось планом и было точно и в указанный срок выполнено.

Но сколько в генплане было нелепого и несообразного! «Красную площадь расширить вдвое» – за счет чего? Говорили – ГУМа: вместо него, вернее в глубине, за ним, проектировался огромный и уродливый Дом промышленности, буквально задавливающий Кремль. Композиционным центром города, должен был стать уже не Кремль, а 420-метровый Дворец Советов, увенчанный более чем стометровой статуей Ленина, которая, как говорили знатоки, большее время года была бы окутана туманом и облаками. К нему от Лубянской площади должен был вести новый широченный проспект, жертвой которого стал бы не только квартал против Библиотеки им. Ленина, но и Манеж. Предусматривался снос кварталов между Волхонкой и Большим Каменным мостом; стоит посмотреть этот уцелевший, к счастью, квартал, плотно застроенный капитальными жилыми домами – целый районный город.

Дворец Советов, строительство которого началось и было прервано войной, оказался никому не нужен – ни на старом, ни на новом месте, избранном после войны на Ленинских горах [12]. Сколько бы стоило это помпезное сооружение, за счет которого можно и нужно было бы построить для москвичей сносные квартиры или, во всяком случае, лучше подготовиться к войне. С какой горечью я узнал уже после войны, что любимец Гитлера архитектор Шпейер, ознакомившись с генпланом реконструкции Москвы, предложил фюреру свой план нового Берлина с центром – Дворцом Германии на каких-то десять метров, ради рекорда, выше проектировавшегося Дворца Советов!

Изучая генплан 1935 года, приходишь к мысли, что он по праву был назван сталинским. В нем чувствуешь руку и волю Сталина: план это во многом волюнтаристский, беспощадный ко всему старому, дореволюционному, преследующий целью превратить исторический центр Москвы – любой ценой и в кратчайшие сроки – в помпезно-парадную декорацию, которая вызывала бы у людей коленопреклоненное восхищение и верноподданнический трепет. Такого масштаба план мог бы, пожалуй, составить только Петр Великий, аналогию с которым Сталин отвергал («Исторические параллели рискованны, данная – бессмысленна», – сказал он в беседе с немецким журналистом Эмилем Людвигом). Разница была лишь в том, что у Петра было больше вкуса, чем у Сталина, а главное, что Петр умел привлекать к работе талантливых архитекторов и доверяться их вкусу. Сталин же имел в своем распоряжении сотню, быть может, неплохих профессионалов, но ни одного гения. Никто из них не посмел бы ему возразить ни словом, ни взглядом.

Как хорошо, что сталинский радикальный генплан после войны был тихо пересмотрен и скорректирован с удалением из него большинства гигантоманских замыслов, а в 1971 был заменен новым, гораздо более разумным, жизненно насущным.

Еще до принятия сталинского плана был снесен старый Охотный Ряд, насколько помню, мало украшавший центр Москвы, – разнородные, преимущественно приземистые здания с лавками. Рассказывали, что в ночь закрытия лавок, перед их сносом, из них ринулись полчища потомственных охотнорядских крыс – организованно, стройно, чуть ли не поротно и побатальонно. Направлялись они по Моховой к Москве-реке. На утро будто бы нашли скелет растерзанного постового милиционера, оказавшегося на пути крысиной армии. Куда ушли эти твари – неизвестно.

На правой стороне Охотного Ряда построили гостиницу «Москва», которую в период строительства именовали «Гостиницей Моссовета». Мне еще тогда охотнорядский фасад здания не нравился своей дробностью и невыразительностью. Гораздо более привлекало аскетически строгое здание на противоположной стороне (тогда тут помещался Совет труда и обороны) [13]. Вскоре расчистили участок между «Москвой» и Манежем, плотно застроенный старыми каменными зданиями, в том числе унылого вида гостиницей со странным названием «Лоскутная». Рядом с гостиницей, напротив нынешнего «Интуриста», был старенький дом с букинистическим магазином, в котором всегда было обилие изданий первых лет революции, часть их была напечатана с помощью примитивной множительной техники – всякого рода сочинения футуристов, имажинистов, акмеистов и т. п.

Раскрылась огромная площадь, вначале не имевшая официального имени – её называли то Манежной, то Новоманежной, то Университетской. В 1967 году её бездумно наименовали площадью 50-летия Октября и поставили закладной камень памятнику в честь этой годовщины [14].

Планировать сооружение памятников не в память самих событий, а в честь их годовщин мне кажется бессмысленным, тем более когда их никто и не собирается ставить. Такова же судьба памятника, который в 1954 году обещали соорудить в память 300-летия присоединения Украины к России, закладной камень в сквере у Киевского вокзала с большой помпой открыли, а о памятнике, кажется, и вовсе забыли.

И еще о нереализованных памятниках. Постановление «О генеральном плане реконструкции Москвы» предусматривало постройку на стрелке Водоотводного канала монумента в честь спасения челюскинцев. Ажиотаж по поводу спасения быстро прошел, и этот пункт постановления остался на бумаге. Кажется, на этом месте, а может быть, где-то неподалёку, но во всяком случае тоже в центре Хрущев в 1956 году предложил соорудить мемориал жертвам сталинских репрессий. Но предложение не было оформлено постановлением Правительства и, естественно, повисло в воздухе, о нем мало уже кто и помнит [15].