Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

Пушкинская пл. и «дом с балериной» на ул. Горького.

Фотография 1951 г.

В 1939 году прорубалась новая улица Горького, взрывались и передвигались здания, я бегал смотреть на реконструкцию, старая Тверская мне хорошо была знакома, каждый дом и магазин, но никакого сожаления к ней я не испытывал, снесенное казалось уродующей столицу рухлядью; даже старое поколение москвичей никаких сожалений не высказывало, а радовалось. Правда, к корпусам архитектора Мордвинова москвичи отнеслись с иронией, но благодушной: посмеивались над арабскими башенками, украсившими дома по левой от центра стороне. Как рядовая, фоновая застройка новые корпуса быстро прижились, какое-то единство стиля улицы они создали. Чтобы акцентировать угол дома № 17, выходящего на Пушкинскую площадь, Мордвинов, зодчий весьма посредственный, ни к селу ни к городу установил на верхушке статую балерины с поднятой рукой (а не ногой), ныне давно уже снятую. Под статуей, в начале Тверского бульвара, оказался памятник Пушкину. По этому поводу кто-то посвятил Мордвинову эпиграмму:

Все говорили, что статуя изображает Лепешинскую, якобы жившую в том же доме. Как-то, оказавшись на одном приеме за столом рядом с балериной, я спросил её об этом. Вот её ответ:

– Никогда я там не жила и никто статую с меня не лепил. Слухи, быть может, вызваны тем, что в начале войны я дежурила на этой крыше вместе с Мишей Габовичем, тушили немецкие зажигалки.

На месте нынешнего сквера на Пушкинской площади стоял Страстной монастырь с высокой, но весьма безвкусной колокольней. Сквозь её арку мимо заурядных кирпичных зданий бывших келий обсаженная деревьями дорожка вела в главный пятиглавый храм, очень старый и живописный. В храме помещался довольно интересный антирелигиозный музей. Одним из его главных экспонатов были мощи Александра Невского, выставленные для того, чтобы показать их тленность – одни кости да череп. Тогда еще Александр Невский не считался героем русской истории, числился заурядным феодальным князьком, а канонизация и вовсе делала его личность отрицательной. Только фильм Сергея Эйзенштейна вернул Александру Невскому былое величие, накануне войны он стал фигурой нужной и заметной, ведь именно он разбил на Чудском озере немецких псов-рыцарей. Правда, во время действия договора с гитлеровской Германией (1939–1941 гг.) фильм был снят с экранов, но с начала войны снова стал широко демонстрироваться. Однако куда дели прах – не знаю. Церковь Страстного монастыря разобрали в 1938 году, с нею исчез и музей.

В феврале 1937 года Пушкинская площадь стала центром проведения всенародных торжеств по случаю столетия со дня гибели поэта. На колокольне Страстного монастыря повесили макеты обложек изданий Пушкина на разных языках. Я был свидетелем того, как гранильщики меняли старый, искаженный Жуковским по цензурным соображениям текст по бокам памятника на новый. Старый текст («И долго буду тем народу я любезен… Что прелестью живой стихов я был полезен») был рельефный, его сбили, дабы на новой плоскости высечь подлинный: «И долго буду тем любезен я народу… Что в мой жестокий век восславил я свободу».

Страстная (с 1937 г, – Пушкинская) пл. В правой части площади – Страстной монастырь.

Фотография 1920-х гг.

Правда, на другой стороне текст был правильный, не нуждавшийся в изменении» но ради единообразия его тоже высекли заново: «Слух обо мне пройдет по всей Руси великой». В первое десятилетие после войны эту строфу избегали цитировать: в ней упоминался «друг степей калмык», а калмыки к тому времени были высланы Сталиным из родных степей в Среднюю Азию.

Итак, в 1938 году монастырь снесли, и на площади образовался обширный пустырь, используемый для всякого рода праздничных базаров. После войны здесь разбили пышный сквер, а в 1950 году сюда перенесли, вопреки робким протестам ряда видных деятелей культуры, памятник Пушкину. Действительно, если вглядеться, сугубо лирическая, интимная фигура задумавшегося Пушкина, предусмотренная Опекушиным для тихой бульварной аллеи, не очень подходит к просторной площади и пышному скверу; на таком бойком месте не очень погрузишься в задушевное раздумье!

Памятнику Пушкину был посвящен богатый городской фольклор – стишки и анекдоты, слишком вольные для цитирования. Около него было излюбленное место свиданий, которое называлось так: у Пампушкина на Твербуле. В этом есть что-то французское: парижские студенты свой любимый бульвар Сен-Мишель именуют только Бульмиш.

Расположенный на берегу Яузы, поблизости от её устья, Андроников монастырь, один из древнейших в Москве, превратился после революции в неприглядные руины. Его не сломали лишь потому, что бывшие кельи хорошо подошли для рабочих общежитий. В главном храме устроили склад. Часть стен и высоченную, видимую издали колокольню разобрали на кирпич. Кажется, именно из этого кирпича рядом, на монастырском кладбище, воздвигли дом культуры завода «Серп и молот». Никто не посчитался с тем, что на кладбище были похоронены некоторые видные деятели русской культуры, в том числе первый русский актер Федор Волков. Сейчас плита с его именем положена около собора, но это псевдомогила: останки его, покоившиеся рядом, на кладбище, не уцелели. Дом культуры был построен рядом с бывшим монастырем не случайно, а символически: он должен был затмить своим великолепием недавнюю твердыню мракобесия и религиозного ханжества.

После войны, когда оценка прошлого радикально изменилась, строения монастыря были бережно восстановлены и превращены в музей Андрея Рублева. Не восстановили только колокольню; впрочем, она была не столь древней, как остальные строения. На старом месте остался стоять дом культуры, его сейчас никто и не замечает, столь проигрывает это заурядное творение конструктивистов первой пятилетки на фоне мудрой красоты, созданной безвестными строителями монастыря. А ведь мыслилось достичь обратного!

Как жаль, что в 1920—1930-е годы не нашлось у нас десятка влиятельных и одновременно умных голов, которые понимали бы важность разумного сочетания при реконструкции города старого и нового! Точнее – ценного старого и действительно интересного нового.

Насколько же богата Москва чудесными архитектурными памятниками, что и сегодня, после всех бессмысленных и безумных ампутаций, в ней сохранилось так много очаровательных уголков и видов, бесценных реликвий прошлого!