Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

К середине 1930-х годов, когда пионерская организация из сравнительно небольшого авангарда детей рабочих превратилась в организацию массовую, охватывающую всех подростков, её военизированная обрядность, перенятая во многом от дореволюционных бойскаутов, быстро начала угасать. В 1970—1980-е годы редко можно было встретить школьника в красном галстуке, в прежние же времена появление пионера без галстука становилось предметом строгого обсуждения в отряде. В пионеры тогда принимали только лучших – как по социальному происхождению, так и по поведению, успехам в учебе и общественной работе: «Пионер – всем ребятам пример». Пионерские атрибуты были предметом гордости членов этой организации и зависти недопущенных. Прохождение строем по городу – радостное, памятное событие.

Как всегда и везде, массовость и всеохватнооть нивелировали организацию и стерли её особую специфику и внешнюю обрядность.

Довоенные первомайские и октябрьские демонстрация отличались грандиозным размахом и неподдельным энтузиазмом. Чтобы поглядеть на них, я бегал к Покровским Воротам, ближнему от нашего дома месту прохождения демонстраций. Вот было веселье!

То был рубеж 1920-х и 1930-х годов. Колонны алели флагами и лентами – никакие «нейтральные цвета» вроде голубого, зеленого и розового тогда не допускались. Над шеренгами поднимались большие транспаранты: «Да здравствует мировая революция!», «Даешь пятилетку в четыре года!», «Догнать и перегнать Америку», «Долой мировой империализм!», «Даешь ударные темпы!» и всякие другие «даешь» – «долой» – излюбленная в те годы антитеза.

Незадолго до того английский министр иностранных дел Остин Чемберлен добился разрыва дипломатических отношений с СССР; карикатура на этого длиннолицего джентльмена с неизменным моноклем на глазу встречалась на каждом шагу. Колонны пели популярную «Винтовочку»:

Вот несут движущийся макет: советский рабочий бьет Чемберлена по физиономии так, что у того из глаза выскакивает монокль. Надпись кратко, но выразительно гласит: «Лорду – в морду!» Нигде не писалось, но из уст в уста передавалось хлесткое двустишие: «На английский ультиматум мы ответим русским матом». Отвечали не только матом: широко проводился сбор средств на военную авиаэскадрилью под названием «Наш ответ Чемберлену». Несли плакаты и макеты аэропланов, изображающие будущую эскадрилью.

Вот в грузовике везут ряженых: тучного, набитого золотом капиталиста рабочий бьет по цилиндру тяжелым молотом; капитал ист, предвидя свою скорую неминуемую гибель, забавно дрожит и визжит. Демонстранты хохочут и кричат рабочему: «Бей покрепче!»

В 1929 году популярной сатирической фигурой стал римский папа, объявивший крестовый поход против СССР. Ряженого толстого старика в тиаре рабочие лупили его собственным крестом. Жирный русский поп одной рукой кадил, другую протягивал за деньгами прихожан, приговаривая: «Все люди – братья, люблю с них брать я». Галерея врагов советской власти на карикатурах была поистине необъятна: кроме папы римского, капиталиста и попа – недобитый белогвардеец, кулак с обрезом, лицемерный инженер-вредитель из спецов, мерзавец-бюрократ, нэпман, пьяница-летун и т. п.

В том же 1929 году китайская военщина стала устраивать вооруженные провокации против СССР на Дальнем Востоке. Тут же на демонстрациях появился плакат с карикатурой: красноармеец поднимает на штык тщедушного китайского генерала, жадно потянувшегося было к территории СССР.

Позднее отец стал меня брать с собой на демонстрации. Мы шли от Маросейки в колонне Резинотреста. Тогда на демонстрацию ходили не особо выделенные представители организаций, а все желающие. И даже нежелающие: не ходить на демонстрацию считалось проявлением нелояльности. Поэтому демонстрации были очень массовыми, продолжительными и внушительными. Путь до Красной площади был недалек, но из-за обилия колонн больше стояли, чем продвигались. Однако стояния вовсе не были скучными и томительными. Появлялся гармонист, и начинались танцы; сухонький пожилой продавец из галошного отдела лихо сплясал русскую, полная женщина из бухгалтерии, дробно тряся плечами, с неожиданной легкостью исполнила цыганочку. Девушки и парни танцевали очень популярный в народе тустеп, под который пели кем-то придуманные глупейшие слова: «Девочка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, только шоколада».

В затишье две девушки подговорили гармониста сыграть фокстрот «Таити». Гармонист нехотя согласился, девицы сцепились руками и начали мерно вышагивать этот новый, недавно пришедший с Запада танец. Не тут-то было! Как из-под земли вырос партийный секретарь Резинотреота, одетый, как и положено было в те годы партийному работнику, в военный китель, и закричал: «Что это за буржуазное разложение! Петухова, Сидорова! Немедленно прекратить! – И к гармонисту: – Чтоб больше такого не играть, понял?» – «Понял», – хмуро ответил гармонист.

Но тут впереди заколыхались знамена, и колонна двинулась. Все быстро стали на места в своих шеренгах, некоторые – жуя купленные у лотошниц булочки. Сначала шли, потом побежали. «Скорей, скорей!» – торопили распорядители. Колонна растянулась. Пожилой главбух потерял калошу, под общий смех её кинули ему сзади вдогонку. Но у Ильинских Ворот резко остановились, образовалась каша: мы опоздали и должны были пропустить вперед другую колонну. Снова остановка, недолгая, но веселая остановка.

Примерно так же выглядели демонстрации, когда я стал ходить на них со старшими классами нашей школы. На остановках танцевали теперь уже дозволенный фокстрот, играли в «жучка» и «кошки-мышки», к кому-то, тайно сговорившись, подкрадывались сзади и ни с того ни с сего начинали «качать», высоко подбрасывая кверху. Ощущалась неведомая ныне огромная коммуникабельность людей. Вот рядом идет колонна какого-нибудь Мосэнерго, это явствует из головного оформления. Тут же из соседней колонны начинают скандировать: «Салют советским электрикам, ура!» Электрики не остаются в долгу: «Братский привет трудящимся ткацко-отделочной фабрики № 8!» Завязываются мимолетные знакомства: «Эй, девушка в синей шапочке, идите к нам в колонну, у нас веселее!» – «Да что вы, – краснеет польщенная девушка, – я со своим цехом иду». – «Ишь, какая гордая, а у нас ребята лучше ваших песни петь умеют». – «Ну это еще как оказать», – возражают задетые ребята, и тут же глубокий бас запевает: