Юрий Федосюк - Утро красит нежным светом… Воспоминания о Москве 1920–1930-х годов

Как раз в это время Максим Горький начал издавать журнал «Наши достижения». В связи с этим злые языки пустили по Москве анекдот: «Знаете ли, что такое заборная книжка? – Бесплатное приложение к журналу «Наши достижения».

Однако заборные книжки просуществовали очень недолго. Их заменили цветными листочками – продовольственными карточками, выдаваемыми каждому потребителю раз в месяц. Для каждой категории едоков был свой цвет, а главное – свои нормы снабжения. Высшую категорию получали рабочие, независимо от квалификации, затем шли служащие, включая инженеров, техников, врачей, низшей категорией были иждивенцы. Дети имели преимущество в получении молока и молочных продуктов. Но как раз их-то не хватало, за молоком выстраивались длиннейшие очереди. Молоко продавалось в разлив, никакого фасованного молока в бутылках или пакетах тогда не существовало, продавцы разливали молоко в крынки и иную посуду покупателя. Очень плохо обстояли дела и с мясом: поголовье скота резко упало.

Однако далеко не все жители Москвы получили карточки. Представители враждебных классов были объявлены лишенцами, и карточек им не выдали. Я долго думал, что лишенец – оттого, что лишен карточек, на самом же деле им становился тот, кто был лишен избирательных прав, – бывший капиталист, недавний нэпман, царский жандарм или иной слуга самодержавия и буржуазного строя. Лишенцами стали и все служители культа.

Однажды у ворот нашего дома стояла бледная, интеллигентного вида женщина с грудным ребенком и девочкой постарше. Она просила подаяния, объясняя прохожим, что им не дали карточек: муж служил в белой гвардии. Женщины сочувствовали, клали в её сумку довески карточного хлеба.

Во дворе вывесили список лишенцев нашего дома. В числе их значился живший в соседнем подъезде инженер-путеец с громкой фамилий Хитрово. Не знаю, за какие грехи его объявили лишенцем: может быть, за дворянское происхождение, или же какое-то время он служил в белой, гвардии. Насколько мне известно, помещиком он не был. Тем не менее Хитрово преспокойно продолжал работать и жить без карточек. Его сына Жоржа воспитывала мать-француженка, она не разрешала ему гулять по двору одному, а сопровождая его, громогласно обучала его французским словам, что вызывало издевки дворовых ребят из пролетарских семей. Когда он подрос и стал ходить один, его спрашивали: «Жора, а почему говорят Франц-узкий, а не Франц-широкий?» Жора со всей серьезностью отвечал, что был такой народ – франки, от которых произошли французы, – он не понял каламбура. В Великую Отечественную войну Жора спасся лишь благодаря исключительному умению плавать. С разбомбленного в Керченском проливе транспорта доплыл до Тамани, После войны служил инженером-гидростроителем.

Продуктовые карточки, почему-то неотоваренные

Однако вернусь к снабжению. Вскоре уравнительная система рационирования продуктов с прикреплением по месту жительства изменилась. Каждое учреждение и предприятие, стремясь ублажить своих рабочих и служащих, вырывало себе какие-то льготы и повышенные возможности снабжения. Появились ЗРК – закрытые рабочие кооперативы и «закрытые распределители» тех или иных организаций. Входить в них можно было только предъявляя пропуск: некоторые товары там продавались сверх карточек, поэтому посторонние были нежелательны. На прилавках иногда появлялись халва, конфеты, фрукты и иные товары, не предусмотренные карточками. Дабы покупатель, даже прикрепленный, не покупал их дважды, на карточке ставился штампик.

Академия наук, Большой театр, всяческие наркоматы обзавелись особо богатыми закрытыми рас предел ителя м и; каждый хотел всякими правдами и неправдами, «по блату» к ним примазаться.

Отец законно прикрепился к закрытому распределителю, находившемуся на Мясницкой улице, в том помещении, где до того и после находился популярный посудно-фарфоровый магазин. С начала первой пятилетки магазин стал продовольственным. От нас это было далеко, но меня часто посылали туда «отовариваться», предварительно строго внушая, чтобы не потерял пропуск, карточки, деньги и не упустил ценного товара, который к моему приходу оказался бы на прилавках. С большой кошелкой я тащился, проклиная всё на свете, по Покровке, Маросейке, Большому Комсомольскому переулку [34]в этот вечно забитый народом распределитель. Отстояв там бесконечные очереди, с туго набитой кошелкой плёлся обратно, опасаясь домашних упреков: что-то сделал не так, купил не то или не купил того, чего надо было бы. Чтобы облегчить путь, придумал себе станции – ориентиры по маршруту, словно был поездом или трамваем: Покровские ворота, Аптека, Красная церковь (Успения – тут-то её и снесли) [35], Девяткин переулок и т. п. Было мне 12–14 лет – золотые годы отрочества.

В связи с бурной индустриализацией вскоре было понято значение для нее инженерно-технических кадров, в том числе и старых. Сам Сталин призвал к уважительному к ним отношению. Появилось сокращение ИТР – инженерно-технический работник. Если раньше человеком № 1 в стране был рабочий, то теперь почти наравне с ним стали и ИТР. Им предоставили особые, завидные карточки с повышенными нормами, привилегированные распределители – итээровские. Потом появились особые виды карточек – «литер А» и «литер Б». Что за этим крылось – не знаю, мы не получали, но запомнилась острота: «Отныне знатных потребителей разделили на две категории: литерАторов и литерБЕтрров».

В целях скорейшего решения мясной проблемы в 1931 или 1932 году развернулась кампания за массовое разведение кроликов. Доказывалось, что кролик неприхотлив в пище, очень быстро плодится, а мясо его высококалорийно. Москва покрылась плакатами и транспарантами, пропагандирующими усатого кормильца; даже на Историческом музее помню полотнище, показывающее, как из пары кроликов нарождается целая их армия в профессии большей, нежели геометрическая. В связи с этим ходило немало анекдотов, из которых помню только один. Гусь спрашивает кролика: «Что это ты стал ходить с таким гордым видом?» Кролик: «А что же мне не гордиться? Твои предки, гусь, всего лишь какой-то Рим спасли, а мои потомки всю Россию спасут».

Дворовые наши старики, недавние выходцы из деревни, отнеслись к кроличьей кампании скептически. Говорили, что такие опыты были и раньше. В самом деле, кролик плодовит, но вместе с тем легко подвержен заразным, и прежде всего простудным, заболеваниям, всё это кончится массовым падежом кроликов. Так и случилось, после чего «кроличья кампания» мгновенно прекратилась.

В 1931 году в советском торговом мире произошла сенсация: открылись магазины Торгсина. Торгсин расшифровывался как «Торговля с иностранцами». То были нарядные, фешенебельные магазины, необычные для довольно-таки обнищавшей в годы первой пятилетки Москвы. Покупателем мог стать каждый, не только иностранец. В магазинах продавались редкостные, уже забытые было товары, некоторые даже импортные. Магазины разделялись на продуктовые и промтоварные. К скупочным пунктам Торгсина устремились москвичи с остатками фамильных драгоценностей, золотыми обручальными колечками, серебряной посудой, окладами, снятыми с икон. Металл скупался на вес, драгоценные камни оценивались по стоимости товароведами. В обмен выдавались боны. В магазинах Торгсина можно было купить всё, что душе было угодно: белоснежные пшеничные батоны, ветчину, красную рыбу, икру, любые деликатесы вплоть до ананасов. В промтоварных магазинах предлагались ценные ткани, модные костюмы, фасонная обувь. О нарядной женщине говорили: это у ней всё, небось, из Торгсина. Некоторые мои одноклассники хвалились заграничными карандашами и резинками, которые родители купили им в Торгсине. Боны выдавались в Торгсине также в обмен на иностранную валюту.