Александр Альшевский - Пламя Хоннодзи. Что оно осветило в истории Японии

Так в Японии начиналась эпоха Южного (с Годайго в Ёсино) и Северного (с Комё в Киото) дворов. И тот и другой император считали себя самыми, что ни на есть, законными. И вот ведь какая штука: они были правы, оба! Как так? А вот так. Во времена бакуфу Камакура обострилось противостояние внутри императорской семьи, расколовшейся на две ветви: «Дзимёин» и «Дайкакудзи». Основу такого противостояния заложил император Госага. У него было два сына: любимый очень младший и любимый не очень старший. Сначала Госага, став, как водится, экс-императором, возвел на престол старшего сына (император Гофукакуса). А как же иначе! Традиции – вещь серьезная. Затем, однако, отцовские чувства возобладали и Госага, «насев» как следует на старшего сына, убеждает его уступить престол младшему, который становится императором Камэяма. После смерти Госага между его сыновьями и их сторонниками сразу же возник спор о том, кто станет императором и унаследует огромные владения императорской семьи. Одни считали, что им должен быть представитель линии Гофукакуса, императорским дворцом которой служил храм Дзимёин, а другие непременно желали императора по линии Камэяма, сын которого, Гоуда, жил в храме Дайкакудзи. Экс-император Госага, словно предвидя все эти сложности, завещал, чтобы наследник престола определялся с учетом мнения бакуфу, которому хочешь-не хочешь, а пришлось вмешаться в чисто семейный конфликт. И бакуфу вынесло соломоново решение: императорами должны становиться по очереди представители ветвей «Дайкакудзи» и «Дзимёин». В 1318 г. на престол в порядке строгой очередности и взошел император Годайго из ветви «Дайкакудзи», приняв эстафету от императора Ханадзоно, представителя ветви «Дзимёин». А что произошло дальше, хотя и в общих чертах, мы уже знаем (см. выше).

А жизнь текла своим чередом. Асикага Такаудзи создал бакуфу с резиденцией в районе Муромати (Киото), положив начало второму сёгунату в истории Японии. И все бы ничего, если бы не противостояние дворов, которое уже перевалило за шестидесятилетний юбилей. Сколько бы оно тянулось дальше одному Будде Вайрочана известно, если бы не внук Такаудзи, третий сёгун Ёсимицу. Наобещав императору Гокамэяма (Южный двор) с три короба, никак не меньше, он уговорил его вернуться в Киото и передать три священные регалии императору Гокомацу (Северный двор), попросту говоря, отказаться от императорства. Потом излишне доверчивый Гокамэяма, поняв, что все три короба оказались пустыми, горько будет сожалеть об этом и даже вернется в Ёсино. Но что сделано, то сделано. Да и какой он император без священных регалий и императорских земель, на которых во всю хозяйничали военные губернаторы (сюго).

Прочитав это, некоторые, а может быть и все посчитают Асикага Ёсимицу за простого обманщика. А вот как раз этого и не хотелось бы. Помимо «лжи во благо» Ёсимицу совершил и еще кое-что: осадил особо зарвавшихся сюго вроде Оути, Токи и Ямана; успокоил японских пиратов, которые буквально опустошали побережья Кореи и Китая; наладил очень выгодную официальную торговлю с Минским Китаем и т. д. и т. п. Да что там говорить! За один лишь «Золотой павильон» («Кинкакудзи») (вот, оказывается, во что может вылиться маниакальная любовь ко всему золотому) потомки должны быть ему ой как благодарны. Покрытый черным лаком и облицованный сусальным золотом, словно плывущий в лучах заходящего солнца по окруженному зеленью пруду Кёкоти «Золотой павильон» производит и поныне просто ошеломляющее впечатление (во избежание недоразумений следует, наверное, напомнить, что этот шедевр в 1950 г. полностью сгорел, а в 1955 г. – восстановлен). А то, что Ёсимицу признал себя (на словах) вассалом китайского императора, – это так, для пользы дела. Разве два урожая в год ранних сортов риса из Китая не дело?! Дело, да еще какое, если вспомнить сколько раз японцы в своей истории сталкивались и порой жестоко с голодом.

После смерти Ёсимицу мощь бакуфу не сразу, конечно, пошла на убыль. Вот Вам и роль личности в истории. Есть личность – есть история, а нет личности – нет и истории, вернее есть, но совсем другая. Преемникам Ёсимицу, сёгунам Асикага, все труднее было сдерживать местных сюго. Чувствуя свое бессилие, они все больше предавались пьянству и распутству. Дошло до того, что шестого сёгуна, Ёсинори, определили жребием Хатакэяма Мицуиэ и другие сильные мира того. Вот времена настали! Но тут, как говорится, ошибочка вышла: Ёсинори оказался человеком решительным и вспыльчивым. Заступив на пост сёгуна, он попытался показать зарвавшимся сюго кто в бакуфу хозяин. Чем все это закончилось? А тем, что ошибочку исправили, зарубив Ёсинори во время банкета в доме одного из сюго (для тех, кому интересно, можно сообщить, что этим сюго был Акамацу Мицусукэ). Вот так просто и вместе с тем надежно решались вопросы централизации власти.

Следующими сёгунами были дети погибшего ни за грош Ёсинори – Ёсикацу и Ёсимаса. Про первого особо сказать нечего (а что требовать от восьмилетнего ребенка?!), но на втором хотелось бы остановиться чуть подробнее, поскольку в годы его правления (громко, конечно, сказано) власть окончательно перешла к могущественным сюго и страна вступила, пожалуй, в самый кровопролитный этап своего развития.

Ёсимаса унаследовал пост сёгуна в семь лет. И сразу же попал, что очень даже естественно для столь юного возраста, под опеку матери, воспитателей и прочих доброжелателей. Вся эта «семья» развернулась по серьезному. Время поджимало! Взяточничество расцвело пышным цветом, а страна, в смысле народонаселения, приходила в упадок. Вам это ничего не напоминает? Когда сёгуну минуло двадцать лет, обстановка не изменилась. «Семья» по-прежнему была при деле. Правда, в другом составе. Время брало свое! Теперь в ней рулила дама сердца, попросту, любовница сёгуна. Не отставала от нее и официальная супруга Ёсимаса – Хино Томико. Ее алчность не знала границ. Впрочем, в этом-то как раз ничего удивительного и не было. Ведь Томико означает «дитя богатства». Вот дитя и старалось, ради богатства занимаясь ростовщичеством, приторговывая рисом и не чураясь прочих операций. Вся ее деятельность заметно ускоряла разложение бакуфу и, в конечном счете, привела совместно с засухой и последующим наводнением в 1459 г. к страшному голоду в стране (кое-где имели место случаи людоедства). А может быть правы французы с их «шерше ля фам»!

Ко всему прочему накалилось до предела противостояние могущественных кланов Хосокава и Ямана; возникли споры о преемнике сёгуна (а чем они обычно кончались Вы, наверное, уже догадываетесь), а в отдельных кланах перманентно вспыхивали распри вокруг наследства. В старые времена имущество и земля делились по-братски между детьми, что заметно распыляло силы клана (а это, собственно, и требовалось). Теперь же порядки изменились, и все доставалось одному наследнику, а другие члены семьи и родственники мигом становились его вассалами. Как говорится, из князя да в грязи! Для сплачивания клана, для всего рода в целом это было просто необходимо с точки зрения выживания в столь неспокойное время, а вот для отдельных его членов – совсем даже наоборот. Поэтому эти отдельные члены только и ждали момента, чтобы силой оружия (убеждение, как правило, не действовало) восстановить попранную справедливость, в их понимании, конечно.