Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

Тяжелые воспоминания о поездке на юг остались в памяти московского шофера Виктора Савельевича Селякова. Он тоже родился в Ленинграде, семья была большой — четверо детей. Когда началась война, отец ушел на фронт, а мать с тремя детьми погибла во время бомбежки. Так Виктор тоже попал в 1‑й ленинградский Смольненский детдом, с которым и был эвакуирован из блокадного города.

«Наш состав избежал бомбежки, — вспоминает он. — Но где–то в самом начале пути его обстрелял фашистский самолет. Сначала он очень низко пролетел вдоль состава, машинист паровоза стал сигналить, и многие дети собрались у приоткрытых дверей и окон вагона. Фашист, конечно, видел, что в поезде едут дети. Кроме того, как говорили нам воспитатели, на крышах вагонов были нарисованы красные санитарные кресты. Однако гитлеровский ас все равно стал с ожесточением обстреливать состав из пулемета. Когда мы услышали стрельбу, особенно малыши и девчонки, страшно перепугались, попадали на пол вагона, забились под нары. Но пули крупнокалиберного пулемета легко пробивали дерево, и ничто не могло спасти нас. Трижды заходил фашист над составом, трижды слышали мы противный вой самолета с характерным пулеметным треском, и трижды разлетались по вагону щепки от пробиваемых пулями досок крыши вагона…

Это было ужасно. Когда фашист улетел, в нашем вагоне не поднялась девочка Наташа, с которой я уже успел крепко подружиться. Она много лет потом снилась мне по ночам. И я всю жизнь помню лицо этой девочки, которая рассуждала, как взрослая.

На одной из станций поезд остановился, и из вагонов стали выносить трупы детей и воспитателей, погибших при этом обстреле. Эта страшная картина до сих пор стоит у меня перед глазами. Я тогда сильно плакал, но слезы душили меня не только от жалости к погибшим, но и от беспомощности, от того, что я был еще маленьким и не мог отомстить фашисту».

Кубань — благодатный край. Откуда бы ни приезжали сюда люди, они неизменно восхищаются красотой ее горных и морских пейзажей, плодородием полей, гостеприимством жителей. В огненные годы Великой Отечественной войны Кубань стала щедрой кормилицей для фронта, заботливой и чуткой сестрой милосердия для тысяч раненых солдат, ласковой, нежной и хлебосольной матерью для сотен обездоленных, осиротевших детей блокадного Ленинграда.

Отрадненское предгорье было одним из регионов Кубани, где в годы войны разместилось несколько ленинградских детских домов.

В архивах Краснодарского крайоно и Государственного музея истории Ленинграда есть документы, содержащие сведения о работе детских домов края за 1943, 1945 и 1946 годы, в которых есть такие сведения:

«Весной 1942 года около 30 детских домов Ленинграда были эвакуированы через Ладогу в Краснодарский край. Во многих из них большая часть была ясельного и детсадовского возраста. Дети размещались в глубинных станицах края таких районов, как Тбилисский (с. Ванновка), Кошехабльский (Натырбово), Курганинский (ст–ца Родниковская), Выселковский (ст–ца Березанская), Удобненский (ст–цы Удобная и Передовая), Отрадненский (ст–ца Попутная), Лабинский (ст–ца Лабинская) и другие. По необходимости детей переводили и в другие районы и населенные пункты. Так было организовано два спецдетдома — Передовский № 1 и Новокубанский, а также четыре детдома общего типа: Попутненский, Передовский № 58, Ванновский и Лабинский. Пожалуй, больше всего маленьких ленинградцев было в нашем предгорье. В Передовском спецдетдоме находилось 82 ребенка из Ленинграда, в Новокубанском — 69, в Попутненском — 84. Кроме того, ленинградские дети находились в Надежненском № 16 (70 чел.), Родниковском, Келермесском детских домах.

Ответственным за работу детских учреждений г. Ленинграда, эвакуированных в Краснодарский край, был уполномоченный исполкома Ленинградского горсовета В. П. Семенов».

Многие маленькие ленинградцы считают эти кубанские станицы своей второй родиной, местом, где они обрели будущее. Только став взрослыми, воспитанники этих детдомов поймут, какой гражданский и человеческий подвиг совершили те, кто спас их от гибели. Прошло уже много десятилетий, а они не могут без боли вспоминать о пережитом.

Вот как рассказывает о приезде на Кубань одна из бывших воспитанниц Отрадненского, а потом Попутненского детдомов Эльга Эрнестовна Минеева (Бертина) из города Суходольска: «В Армавир мы приехали 28 апреля 1942 года. На следующий день была баня, нам дали немножко отдохнуть, а уже после обеда повезли в Отрадную. Хорошо помню, как вечером подъехали к столовой. Встречать нас пришло очень много людей, и когда детей снимали с машин, каждый старался что–нибудь вкусное сунуть им в протянутые ручонки. Женщины плакали, глядя на нас.

В столовой уже были накрыты столы. До сих пор отчетливо помню, что было на них: суп с курицей, белый–белый хлеб и компот. И еще запомнилось, что в этот день нам дали наесться досыта.

Размещался наш детский дом в школе, что была в отрадненском парке, рядом с больницей. Нас там было почти сто человек, сто истощенных, больных, обессиленных детей. Конечно, было сделано все, чтобы мы хорошо питались, но продуктов все равно не хватало, и тогда детям всячески стали помогать местные жители. У нашего детдомовского повара Нины Романовны была сестра Полина Романовна Майстренко. Так вот, несмотря на то что у тети Поли было двое своих сыновей, она каждый день приходила к нам и брала с собой в семью двоих–троих слабеньких, болезненных детей, чтобы подкормить их, помочь окрепнуть, и я во многом обязана жизнью этой доброй, сердечной женщине.

Как сейчас помню, старостой нашего класса (я училась тогда в четвертом) был Витя Арчибасов. Коренастый, курносый, немного веснушчатый, очень подвижный, общительный мальчуган. Возможно, благодаря ему у нас сложились самые дружеские отношения с местными учениками, как мы их называли, «семейными».

Отрадненские ребята постоянно таскали нам из дому съестное, поддерживали как могли. И к лету мы уже значительно окрепли, могли самостоятельно ходить к реке Уруп, в больничный сад.

Но снова пришлось нам пережить горькие минуты, когда через станицу проходили наши отступающие части, а вскоре пришли и немцы. Не знаю, каким образом удалось директору Анастасии Ефимовне Волковой связаться с местным населением, но в первые же дни оккупации к нам стали потихоньку приходить жители из станиц и хуторов и забирать детей в семьи. Многие ребята, однако, остались в детдоме. Мне до сих пор непонятно, откуда воспитатели брали продукты, чтобы прокормить нас. Все мы благодарны этим мужественным, преданным людям за то, что выжили в то жуткое время. Низкий поклон им».

В своем письме Эльга Эрнестовна лишь вскользь коснулась жизни детдомовцев во время оккупации. Видимо, эти воспоминания больно ранят ее сердце. Но автору этих строк удалось разыскать еще одну бывшую воспитанницу Отрадненского детдома — Евгению Максимовну Хамидулину из Грузии. Вот что осталось в ее памяти о жизни в Отрадной маленьких ленинградцев в трудные месяцы осени 42‑го и зимы 43‑го годов: «В ту осень 1 сентября не стало для нас праздником первого звонка, да и вообще, пока в станице были оккупанты, мы не учились. В школьном дворе не слышно было, как прежде, веселых ребячьих голосов, там стояли теперь большие немецкие военные машины, а солдаты, которые на них приезжали, вели себя развязно, нагло, вызывающе, всем своим видом давая нам помять, что хозяева здесь они.