Филиппов Филиппов - Не померкнет никогда: повести и рассказы

Этот семейный коллективизм Яновых и на друзей их перекинулся. Все знали: Яновы, если случится что, не оттолкнут, свое последнее отдадут, но в беде не оставят.

А тут, видишь, командир в приказном порядке хочет отменить этот железный яновский принцип: «Нет уж, прыгать я не буду. Вместе, так вместе до конца. Да и зачем теперь прыгать, — подумал про себя штурман, — главное сделано — от города ушли, осталось только аккуратно посадить самолет на озеро, и все. Уж на это командир мастер, он посадит. А завтра отдохнем, если погода наладится, в лес сходим, да и письма пора писать на родину. Только об этом случае своим пока ни гу–гу. Потом когда–нибудь расскажу…»

— Спокойно, Юра, садимся, — услышал Янов уверенный голос Капустина.

Они бы приземлились благополучно, но на пути оказалась дамба. Капустин из последних сил, буквально в трех метрах от крыш ярких разноцветных «фольксвагенов», непрерывной вереницей проносившихся по широкому шоссе, проложенному по дамбе, смог перебросить машину через эту последнюю преграду. Но… за дамбой для посадки уже не хватило места…

Самолет упал в английском секторе Западного Берлина. С начала аварии и до столкновения с землей прошло всего 30 секунд.

Советское командование, узнав о случившемся, тут же попросило у другой стороны разрешения начать спасательные работы. Но английские военные власти отвергли эту просьбу, утверждая, будто самолет взорвался над рекой Кафель в западноберлинском районе Шпандау.

Наконец, спустя сутки, англичане заявили, что боевая машина русских найдена в окрестностях озера Штёссензее и что они уже начали там соответствующие работы. Однако к месту подъема самолета не были допущены даже советские корреспонденты.

Только позже английские водолазы, участвовавшие в поисковых работах, рассказывали представителям печати, что, когда сквозь толщу ила они добрались до пилотской кабины, увидели там и летчиков. Командир и штурман, как и во время полета, сидели на своих местах, в кислородных масках, с застывшими на рулях управления самолетом руками, — руками, спасшими тысячи человеческих жизней, спасшими город.

Несколько дней героический подвиг двух русских летчиков был одной из ведущих тем западногерманской прессы. Не оставили без внимания это событие и различные враждебные СССР газеты и радиостанции. Они тут же развернули клеветническую кампанию вокруг аварии советского военного самолета, пытаясь дезинформировать население, скрывая подробности происшедшего и, наоборот, всячески искажая очевидные факты, с тем чтобы максимально очернить присутствие советских войск в Германии.

Антисоветская пропаганда, видимо, имела и еще одну задачу — отвлечь внимание мировой общественности от подобного же случая, произошедшего с самолетом ВВС США в районе испанской деревни Паломарес, где при аварии самолета американские летчики, спасая свою жизнь, сбросили на землю бомбы с ядерной начинкой.

Однако падкой на дешевые сенсации прессе не удалось достичь цели. Многочисленные граждане Западного Берлина заявили властям и редакциям газет о своем восхищении мужеством и гуманностью советских летчиков, о сочувствии семьям погибших, осуждая при том попытки реакционных сил и враждебной западногерманской прессы использовать эту катастрофу для антисоветской пропаганды.

В заявлении корреспонденту ТАСС западноберлинский врач Альфред Менчель сказал: «Геройский поступок двух граждан Советского Союза заслуживает самого высокого уважения. Я склоняю голову перед их памятью. Подобные чувства разделяют многие мои сограждане».

«Самоотверженный поступок двух советских летчиков заслуживает глубокую благодарность и высокое признание населения нашего города, — заявил газете «Вархайт» представитель западногерманского общества германо–советской дружбы Рольф Элиас. — Можно лишь сожалеть, что этот трагический случай используется определенными кругами в Западном Берлине, чтобы попытаться вновь разжечь антисоветские настроения».

В этой же газете под заголовком «Благодарность за самопожертвование двух пилотов» один из свидетелей последних минут полета советской военной машины Карин Зондеман писал: «Это очень печальная авария. Но в одном случае пилоты теряют голову, и им ничего не стоит ради собственного спасения сбросить куда попало водородные бомбы, как это было вблизи Паломареса с американским самолетом. В другом — они идут на верную смерть ради жизни других. Так поступили советские летчики!».

Несколько позже бывший в то время бургомистром Западного Берлина Вилли Брандт так отозвался о происшедшем: «Мы можем исходить из предположения, что оба они (Капустин и Янов) в решающие минуты сознавали опасность падения в густонаселенные районы и в согласовании с наземной службой наблюдения повернули самолет в сторону озера Штёссензее. Это означало отказ от собственного спасения. Я это говорю с благодарным признанием жертве, предотвратившей катастрофу».

Через несколько дней состоялась траурная церемония передачи представителям Группы советских войск в Германии останков летчиков, сопровождавшаяся воинскими почестями. В почетном карауле стояли советские солдаты и шотландские стрелки, воины Национальной народной армии ГДР и члены Союза свободной немецкой молодежи.

Юрий Николаевич Янов был похоронен в городе Вязьме, а Борис Владиславович Капустин в Ростове–на–Дону, где в последнее время жили родители и где теперь школа № 51 и одна из улиц города носят его имя.

А вскоре в центральных газетах нашей страны был опубликован Указ Верховного Совета СССР о награждении героев–летчиков орденами Красного Знамени посмертно. Тогда же властями города Финов–Эберсвальде, что близ Берлина, было принято решение высечь имена Б. В. Капустина и Ю. Н. Янова на памятнике советским воинам, погибшим в борьбе с фашизмом при освобождении этого населенного пункта в годы Великой Отечественной войны.

Нет героев, но живет о них память, осталась о них песня, которую поют на всей планете.

Однажды Эдита Пьеха была на гастролях в Афганистане. Ее пригласили выступить в одной из воинских частей афганской армии. С интересом слушали бойцы задушевные русские песни, бурно аплодировали, когда исполняла она современные советские песни, но когда зазвучала со сцены мелодия песни «Огромное небо», то зал встал.