Захар Прилепин - Всё, что должно разрешиться. Хроника почти бесконечной войны: 2013-2021 [litres]

Захарченко смотрит на меня. Я молчу. По мне, Мозговой был крутым командиром. Но какое значение имеет то, что думаю я.

– …Ко второму году войны из первых командиров осталось процентов двадцать – каждый пятый, – говорит Захарченко. – Кто-то уехал в Россию, кто-то в Крым…

– А что? С ними что-то случилось? Их… что-то изменило?

– Власть и деньги. Нельзя привыкать к убийствам. Убить на войне можно, никуда не денешься. Но нельзя привыкать убивать.

– А кто привык?

Захарченко назвал короткий, из трёх букв, позывной ещё одного из знаменитых «полевых командиров».

К тому времени он тоже ушёл с Донбасса.

17 июля 2014 года на востоке Донецкой области Украины – в районе села Грабово, недалеко от города Торез, у границы с Луганской областью, – был сбит самолёт Boeing 777 авиакомпании «Malaysia Airlines», выполнявшего плановый рейс из Амстердама в Куала-Лумпур. На борту находилось 283 пассажира и 15 членов экипажа. Все они погибли.

Правительства Украины сразу бросились утверждать, что имеется достаточно доказательств того, что самолёт был сбит ЗРК «Бук», находившимся в руках пророссийских повстанцев. Руководители Донбасса в ответ резонно отвечали, что не располагают средствами, которыми можно было бы сбить самолёт на такой высоте.

Судя по всему, «Буки» имелись и у ополченцев, и у ВСУ.

ВСУ могли произвести пробный выстрел из «Бука» в ходе учений: они всерьёз готовились к войне с Россией и объявляли о российском вторжении минимум дюжину раз – и хотя всякий раз этого вторжения не случалось, страх оставался, и подготовка к противодействию шла.

Ополченцы били по всем украинским военным самолётам, забомбившим к тому моменту сотни мирных людей и разрушивших колоссальное количество жилищных коммуникаций.

Ни те, ни другие и подозревать не могли, что над зоной постоянных боёв может пролетать мирный самолёт.

Хотя киевская власть, обязанная официально, через диспетчеров, «закрыть небо» над территорией полномасштабной войны, осмысленно этого не делала.

Спустя всего несколько часов после трагедии украинская сторона обнародовала ряд доказательств виновности пророссийских повстанцев: перехваченные переговоры ополченцев о сбитом самолёте.

Но вскоре выяснилось, что все перехваты являются фальшивками и склеены из разных разговоров. Судя по тому, что файлы оказались в Сети стремительно, готовили их загодя.

Российская сторона также вела себя не совсем адекватно, время от времени помещая заказные материалы в федеральных СМИ: то интервью с украинским лётчиком, якобы сбившим Boeing 777, то украинский приказ с печатью о транспортировке «Бука» в зону военных действий. Все эти сливы тоже со временем оказываются фальшивками.

Не менее странно вели себя и США, которые должны иметь данные космического слежения, но отчего-то их никому так и не показали.

Окончательный вердикт всей этой истории так и не вынесен.

Если украинская сторона осознанно вывела Boeing 777 к территории, занятой ополченцами, – значит, на ней минимум половина вины.

Если украинская сторона сама, с теми или иными целями, приняла участие в поражении самолёта – вся вина на ней.

Именно поэтому окончательную точку в этом вопросе никто не ставит. При любом раскладе Украина может рассматриваться как террористическое государство, а крупные политические и военные деятели этой страны пойдут под суд. Сначала как свидетели. А дальше суд решит.

В многочисленных наших разговорах Захарченко неоднократно признавался мне, что не знает, кто сбил Boeing.

21 июля ополчение оставило Дзержинск; в тот же день начались бои в пригородах Донецка – в Песках, в Карловке, в Авдеевке.

Однако одновременно сложился «котёл» под Изварино – и в этот раз не без помощи зашедших «северян»: так будут называть военспецов и части, зашедшие с территории РФ.

В окружение попали 72-я и 24-я механизированные, 79-я аэромобильная бригада ВСУ, подразделения «Национальной гвардии» и 3-го полка спецназа.

21 июля 80 бойцов 79-й аэромобильной бригады вырвались из котла. 22 июля ополченцами были взяты Кожевня и Червоная заря, в результате чего был отсечён «южный котел».

23 июля под Лисичанском попал в засаду отряд «Национальной гвардии» во главе с полковником Александром Радиевским, который был убит в бою; погиб или был взят в плен весь офицерский состав этого подразделения. Посмертно Пётр Порошенко присвоил Радиевскому звание генерал-майора – таким образом, он стал ещё одним украинским генералом, погибшим в ходе АТО.

23 июля ополченцы оставили Карловку и 2 населённых пункта между Донецком и Карловкой – Нетайлово и Первомайское. В тот же день авиация ВСУ бомбила фосфорными бомбами Донецк.

Следом ополченцев выбили из Кожевни и Червоной зари. Александр Захарченко, получивший 24 июля звание майора, лично возглавлял контратаку «Оплота Донбасса» на Кожевню и получил ранение в руку (второе ранение за эту войну).

26 июля ополченцы взяли Мариновку, сорвав операцию ВСУ по установке контроля над границей с Россией.

29 июля ВСУ взяли Дебальцево, оставленную казачьим подразделением ополчения, а 30 июля – Авдеевку: причины этих неудач вещей нами назывались выше – нехватка людей и бронетехники. Так, в Авдеевке находилось 40 бойцов ополчения, а брала города 93-я бригада при поддержке «Правого сектора» и десяти танков. Силы были просто несопоставимы.

Первую половину лета шли тяжелейшие бои за город Шахтёрск, которые в каком-то смысле стали своим Сталинградом для Донбасса.

Памятуя о том, что под Шахтёрском было подбито более 120 единиц украинской бронетехники – осознаёшь, что некоторые основания для таких сравнений есть.

Захарченко уверен, что в полном смысле армия Донбасса – из отдельных, более или менее обстрелянных и опытных подразделений, – сформировалась именно там.

27 июля украинский десант осуществил бросок к Шахтёрску – с целью рассечь ДНР и ЛНР и взять под контроль место падения самолёта Boeing 777. Кроме того, взятие Шахтёрска и Дебальцево означало окружение Донецка. Из Шахтёрска ВСУ должно было наступать на Торез и Снежное.

Чтобы спасти ситуацию, под Шахтёрск была переброшена часть подразделения «Оплот Донбасса».

– Константин Симонов сказал, что на передовой проявляется человеческая сущность, оголяется всё, – говорил мне Захарченко. – Близость смерти счищает всю шелуху, которая была, и оставляет только то, что есть внутри, то, что не уходит. Я сталкивался с тем, когда в бою поднималось необстрелянное подразделение и половина сразу же убегала, и это нормально: люди боятся. Если из 100 человек остаётся 50, а у врага – 300, то шансы на победу резко падают, а когда соотношение один к трём – это нормально. Когда мы выходили на Шахтёрск, я построил остатки своего батальона: две роты послуживших бойцов у меня было и рота новобранцев – они даже курс молодого бойца ещё не прошли. То есть человек 600 передо мной стояло. И я сказал: «Со мной идут только добровольцы. Домой вернутся не все. Мне в бою нужны люди, на которых я могу рассчитывать. Если кто останется здесь – по-человечески пойму и ничего не скажу. Служить будете и дальше. Если вы сейчас останетесь – это не предательство. Но если вы начнёте уходить в бою, буду расстреливать. Всё». 178 человек шаг вперед сделало, и вот с ними я и поехал. Если всех вместе сосчитать, то с танкистами, с БМПшками – было 200 человек. Две с половиной тысячи наступало с той стороны на Шахтёрск, по всем канонам военной науки и тактики нас должны были снести и не заметить. Просто численностью задавить. У них было двести единиц боевой техники, у нас… шесть. Шесть!